"Василий Семенович Гроссман. Тиргартен" - читать интересную книгу автора

Пришли грозные дни. Обыденность жизни была подобна обманной тишине воды,
стремительно скользящей к водопаду. Анни не удивлялась, что привычное
нарушалось и чопорный посетитель, кичившийся своими галстуками, вдруг
приходил в пивную с расстегнутым грязным воротом, а многолетний потребитель
мартовского пива неожиданно требовал бутылку шнапса. Случались и более
странные дела.
В общем, старик напился. Он уже допивал кружку "динамита", когда к его
столику подсел забредший субъект в спортивном костюме.
Анни совершала мимо маленького столика свой очередной рейс и слышала слова
этого субъекта - не то насчет удачной охоты, не то насчет неудачной охоты...
Спустя день Анни встретилась с Лахтом, сотрудником районного управления
безопасности, уполномоченным по сбору агентурных сведений в пивных, кафе и
ресторанах. Это был немолодой человек, несколько тучный, румяный, но
болезненный, с высоким лбом мыслителя, с прекрасными внимательными и
задумчивыми серыми глазами. Он принимал своих клиентов в одной из комнаток
районного полицейского управления, в том подъезде, куда разрешалось входить
без пропусков.
Анни поднялась по стертым каменным ступеням. В полутемном коридоре она
столкнулась с выходившим из кабинета Лахта старшим кельнером ресторана
"Астория". Они подмигнули друг другу. Знакомство их длилось много лет, в
молодости они начинали вместе в загородном кафе. Анни, на ходу попудрив нос
и подмазав и без того красные губы, вошла в кабинет шефа, ощущая
влюбленность и чувство легкой тревоги. Оно обычно сопутствовало ей при
посещении Лахта. Это чувство исчезало, как только начинался разговор; очень
уж обаятельным и милым собеседником был Лахт. Но когда Анни выходила из его
кабинета, к ней возвращалось тянущее чувство тревоги и длилось минуты
две-три. Иногда это чувство появлялось ночью, если Анни не могла уснуть от
усталости, от гудения в голове, вызванного гудением в пивном зале.
В этот свой приход она рассказала о происшествии со стариком сторожем из
зоологического сада. С уполномоченным Лахтом было легко говорить. Он не пил,
а мужчины раздражали Анни тем, что, едва увидев ее, они просили принести
пива.
Анни чувствовала в присутствии Лахта удивительный подъем, словно сладко
сплетничала с закадычной подругой, знающей всю подноготную в жизни Анни.
- Значит, они поругались, - сказал протяжно Лахт с выражением того
сдержанного, но глубокого любопытства, которое зажигает в рассказчике
энтузиазм.
- Ну еще бы, получился сильный номер!
Анни умела показывать в лицах происшествия в пивной, подражать голосам,
воспроизводить смешные жесты. Она гордо протянула руку, откинув голову,
нацелив глаза в потолок.
- Проповедь Мартина Лютера? - спросил Лахт.
Анни, входя в роль, не ответила, презрительно сжала губы, немного отвисшие
щеки ее припухли, зашевелились.
- Как вы смеете так говорить о хищниках! Вы хищники, а не они! - вдруг
хрипло заголосила Анни, и Лахт мгновенно затрясся от смеха.
Талант этой женщины состоял в том, что слушатель ясно видел прежде
неведомого ему человека, верил подлинности каждого жеста, слова, каждой
интонации. Казалось загадкой, как эта женщина умела изобразить и сутулость
худой старческой спины, и сведенные склерозом дрожащие пальцы, и прыгающую