"Василий Семенович Гроссман. Молодая и старая" - читать интересную книгу автора

- Сама дочка бы наносила или девчонок послать, а то такого древнего
человека за водой гоняют! - сказал шофер.
- Где ей, что ты, - сказала Марья Ивановна, - это она сегодня перед
отъездом рано так, а то ночью приезжает. Совсем Степа замучилась. Теперь-то
ничего, спокойная стала, а зимой, когда из деревни приехала, приедет на
ахтомобиле и плачет. "Что такое это с тобой, миленькая моя, или обидел кто?"
- "Нет, - говорит, - очень трудно мне с непривычки". Где ж ей воду носить? А
девчонки - это правда, такие суки: и набрешут, и гадкое слово скажут.
Старшая - та еще ничего, все лежит, книжки читает, а Наташка очень вредная.
Утром говорит: "Бабушка, это ты конфеты сожрала, что тетя мне оставила, я
тебе сейчас в зубы дам". Вот какая.
- Это в народный суд, подсудное дело, за оскорбление старости, - сказал
шофер. - А что они, не дочери ей? - спросил шофер.
- Сестры ее родной, старшей моей дочки родной, Шуры, - а ей племянницы. В
тридцать первом померла Шура, опухла и померла, в голод, - говорила Марья
Ивановна, - и старик мой, такой был трудящий, тоже в тот же год помер; к
сердцу опух подходил, а он все по хозяйству беспокоился, плетень мне не
давал разбирать на дрова, я лепешки из дурмана пекла. Вот младшая нас взяла,
она при совхозе восемьсот грамм получала в день, так четверо и жили,
девчонка совсем малюсенькая была. А сейчас видишь!
- Хорошо всем стало? - спросил шофер, показывая на высокие окна дачи.
- А конечно, хорошо, - сказала старуха, - только мне жалко, не могу
забыть. Шура, дочка моя старшая, с ума тронулась, все голосила: "Маменька,
огонь кругом, маменька, хлеб горит, маменька!" - не могу я забыть. Старик
мой ласковый был. Батюшки, - спохватилась она, - вот заговорилась, а чаем
кто ж ее напоит? Ей же на поезд сегодня. И еще на квартиру в городе
заезжать.
- Успеем, на машине ведь, - сказал шофер.
Степанида Егоровна радовалась своему отъезду. Впервые ехала она отдыхать к
берегу моря. До сих пор она не могла привыкнуть к тому, как стремительно и
внезапно изменилась жизнь. Семнадцатилетней смешливой девчонкой она, окончив
семилетку, поступила уборщицей в общежитие рабочих совхоза. Девчата из
общежития уговорили ее поступить на девятимесячные курсы комбайнеров. Она
окончила курсы легко, одной из первых. С какой-то необычайной, для нее самой
удивительной легкостью давались Горячевой технические предметы - она отлично
чертила. С одного взгляда она запоминала сложные схемы, по чертежу сразу же
разбирала мотор; через год она стала старшим комбайнером. В 1935 году ее
работа была сочтена лучшей в крае. В 1937 году арестовали директора совхоза,
агронома и заведующего ремонтными мастерскими. Назначили нового директора -
Семидоленко. Горячева побаивалась его и не любила. Что бы ни случилось в
совхозе, Семидоленко объяснял это вредительством; самая мелкая авария с
механизмом, задержка работы в мастерской - и Семидоленко писал заявления
районному уполномоченному. За короткое время в совхозе арестовали двенадцать
человек по его заявлениям. На собраниях Семидоленко называл арестованных
диверсантами и поджигателями. Когда арестовали Невраева - инструктора из
ремонтных мастерских, сурового и малоразговорчивого старика, которого все
уважали за то, что он работал до глубокой ночи и пять лет не пользовался
отпуском, отказываясь от денежной компенсации, Семидоленко сказал на
собрании:
- Этот тип обманывал нас всех, под маской ударника скрывался заклятый враг