"Василий Семенович Гроссман. Авель (Шестое августа)" - читать интересную книгу автора

вот секунда в секунду он вышел к той точке побережья, которая была заранее
задана. Тут было чем гордиться - человек приближался по точности своих
действий к прибору, и, если бы отказала электронная лампа, нарушив
автоматичность работы, человек мог бы на время заменить ее. Пареньки на
"Боингах" тоже не отстали.
Радист Диль сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. По инструкции,
полученной перед полетом, он мог сейчас немного передохнуть - связь, которую
он держал в продолжение всего полета, сейчас следовало прервать и
возобновить с сигнала: "Иду на цель". Диль нащупал в кармане шоколадную
плитку, привычным движением переломил ее и засунул себе в рот большой кусок
шоколада.
"Так, пожалуй, веселей", - подумал он, скосив глаза на свою оттопыренную
щеку.
Пассажир вновь привалился к иллюминатору. Солнце нетерпеливо выплывало из
тяжелой, темной воды и, легко отделившись от нее, перешло в воздух, и тотчас
зарозовела снежная вершина прибрежной горы, и ее серый, мягко покатый склон,
поросший японской сосной, засветился. Огромное водное пространство
окрасилось зеленью и оранжевой желтизной. Немота живой поверхности океана
казалась странной - ведь тысячи всплесков, шумов, шорохов, гудение стояли
над могучей водой.
А там, где сходились суша и море, в рассветной дымке, дремлющей в
последних мгновениях тьмы, в полукруглой, чашеподобной котловине, закрытой
от утреннего солнца склоном дальней горы, лежал город.
Из быстро тающего сумрака выступали очертания мола, портовых сооружений,
угадывался массив городского парка, плешины площадей и линии улиц, блеснула
многорукавная дельта реки.
Пассажир отвернулся от иллюминатора, оглядел летчиков. Две спины, одна
квадратная, другая длинная, сутулая, в форменных белых кителях, - пилоты.
Митчерлих, спрашивавший еще накануне о нью-йоркских концертах, делал пометки
на карте. Диль сосредоточенно всасывал шоколад и спокойно наблюдал за
аппаратурой.
Пассажир шевелил губами, но гул моторов, шум в ушах не давали разобрать
его слов.
Джозеф оглянулся в его сторону; глаза старика жадно смотрели на руку
юноши; казалось, эта рука школяра, с неподстриженными ногтями, с чернильным
пятном на указательном пальце, оставшимся после писания вчерашнего письма к
матери, гипнотизировала его. Ведь никто в мире - ни президент, ни школьный
учитель, ни воздушный генерал Арнольд, ни физики, возглавляемые гениальным
Эйнштейном, ни Дюпон, ни родная мать, - никто-никто не стоял в этот миг
рядом с этим мальчиком.
Но так ли? Порвались ли нити, протянутые через океан до этих пальцев?
Слов почти не было слышно, но по неясным звукам, а больше по движению губ
Джозеф понял, что большеголовый аптекарь молился. Сам Джозеф не знал всех
этих сложных мыслей. Его дело - включить телеустройство, далее уже
действовала автоматика.
Джозеф нажал на полированную белую кнопку - она легко ушла и выточенное
стальное гнездо, и вскоре легкий щелчок, который ощутила подушечка
указательного пальца, подтвердил: бомба пошла на цель. Этот миг всегда был
приятен Коннору - миг успокоения, когда трудное напряжение разряжалось. В
такие мгновения ему казалось, что бомба отрывалась не от брюха самолета, а