"Леонид Петрович Гроссман. Исповедь одного еврея " - читать интересную книгу автора

сразу выделяет его из огромной массы таких же безвестных корреспондентов
писателя. Острый интерес к нему автора "Бесов" обязывает и нас пристально
всмотреться в забытую фигуру одного странного мечтателя гетто и по
возможности ответить на вопрос: кто же автор этого умнейшего письма, столь
поразившего Достоевского? О чем он писал знаменитому романисту и почему
вообще решил обратиться к нему?
Ответ на все эти вопросы возможен. Корреспондент Достоевского поддается
некоторому историческому освещению. Это был выдающийся самородок, ярко
одаренная натура с острым и подвижным умом неутомимого искателя, которому
выпал на долю тяжкий крест: преодолеть косные ограды многовекового
национального сознания, чтоб вырваться на широкие просторы общечеловеческой
мысли.
За долгую жизнь он узнал многое: гнет и мрачность нищенствующих
кварталов Литвы в эпоху Николая I, изучение Талмуда в ветхих молельнях,
жалкую и одуряющую среду "ешиботных бурс" - весь этот фантастический и
мучительный уклад, поглотивший целиком его ранние годы.
Полоса безотрадного детства сменяется первыми проблесками отроческого
сознания. Наступает сладостная пора тайных приобщений к запретным
"берлинским" книгам и жадного знакомства с исканиями человеческой мысли за
пределами замкнутого круга талмудической образованности.
Открывается затем возбужденная эпоха его знакомства с русской
литературой и пламенного увлечения бурным периодом культурных переоценок.
Это горение современными течениями русской мысли приводит, наконец, юного
талмудиста к участию в пропаганде новых идей, к жаркой литературной работе,
к высокой мечте стать вождем и преобразователем своего народа. В эту эпоху,
под влиянием боевого радикализма шестидесятых годов, он вырабатывает свое
миросозерцание, сохраняющее навсегда следы его социалистических увлечений -
вражды к национализму и глубокого сочувствия к мировым заданиям освобождения
всех гонимых и угнетаемых. Таково восхождение этой мысли и совести.
Затем наступает кризис. Рискованная и ложная попытка пойти против
условностей окружающего общества и его правового строя с целью углубить свой
умственный подвиг и выявить до конца свое призвание терпит неизбежное
крушение: суд, лишение прав, тюрьма, кандалы, этап и Сибирь - вот самый
мрачный и самый заостренный момент этой судьбы.
Но трагедия неожиданно озаряется и доносит до нас свой отзвук:
возникает странная, смелая, обнаженная и вызывающая переписка с Достоевским,
который шлет в московскую тюрьму проникновенный ответ на полученную исповедь
и одновременно посвящает целую главу "Дневника писателя" жаркому
самооправданию перед этим неожиданным обвинителем, лишенными прав по суду и
осужденным на арестантские роты.
Следуют затем годы нисхождения, замирания, упадка. Скорбный путь по
этапу в Сибирь в наручниках, на общей цепи с другими арестантами, темные
годы сибирской ссылки, затем придушенная писательская работа под
всевозможными инициалами и псевдонимами, скрывающими опозоренное имя,
какие-то новые скитания по глухим местечкам и, наконец, обращение в
христианство, которым этот протестант-неудачник словно хочет навсегда
отрезать себя от своего прошлого.
Странная, унылая и печальная биография! Она была бы, вероятно, забыта
навсегда, если бы на одном из перекрестков этого многострадального пути
неожиданно не вырастала перед нами фигура Достоевского; если бы