"Леонид Петрович Гроссман. Исповедь одного еврея " - читать интересную книгу автора

"Преступление и наказание", главы из "Дневника писателя" и сама переписка
автора "Бесов" не переплеталась бы таинственными нитями с темной участью
этого забытого героя уголовной хроники семидесятых годов.
Эти беседы Достоевского с одним евреем, их заочная встреча и
напряженные споры представляют обильный материал для суждений об
антисемитизме "великого консерватора", об его сложном отношении к проблеме
иудаизма. Они раскрывают при этом всю глубину влияния Достоевского на его
современников. Ибо трагический перелом в жизни безвестного еврейского
писателя прошел целиком под знаком одного замысла великого русского
художника.
Этим предопределилось то преступление, которым была надвое рассечена
судьба нашего искателя. Глубоко интеллектуальное, головное, книжное,
математически рассчитанное и этически обоснованное, оно не было
непосредственным проявлением "злой воли" или внезапного умысла. Можно
утверждать, что одна из величайших книг того времени оказала несомненное
влияние на рискованный шаг этого непризнанного вождя, и образ Раскольникова
стоял перед ним героической и вдохновляющей фигурой, когда он устраивал
мысленно судьбу нескольких обойденных. И если судьба Вертера фатально
отражалась на его современниках эпидемией самоубийств, образ Раскольникова
имел такие же действенные отражения в первом поколении читателей
"Преступления и наказания". Один из них, отравленный книгой Достоевского и
затем потерпевший крушение в своем опыте, решил обратиться к его автору за
высшим и окончательным приговором. Но, ожидая от писателя этого суждения о
своем "преступлении", он признает за собой право напомнить Достоевскому об
его собственных отступлениях от закона высшей всечеловеческой любви, которую
он проповедует на своих страницах.
Эта переписка глубоко волнует драматизмом основных мыслей, поставленных
с необычайной остротой и взятых в предельной степени их напряжения. К
знаменитому романисту обращается герой скандального процесса, осужденный за
подлог и мошенничество. И удивительней всего то, что он как равный говорит с
Достоевским и даже считает себя вправе судить его. Отверженный, осужденный,
ошельмованный всеми преступник зовет к ответу великого писателя и творит над
ним высший суд во имя абсолютной правды и незыблемой справедливости.
Таков был Авраам-Урия Ковнер, написавший в 60-х гг. несколько боевых
книг на древнееврейском языке, глубоко возмутивших его соплеменников и
заслуживших ему имя "еврейского Писарева", работавший затем в передовой
русской журналистике, прославившийся в 70-х гг. получением 168 тысяч путем
обмана двух крупных столичных банков, вступивший из тюрьмы в переписку с
Достоевским, затем отбывавший наказание в Сибири и скончавшийся христианином
в 1909 г. в Ломже, где он состоял маленьким чиновником на государственной
службе. Отсюда он вел в течение нескольких лет оживленную переписку с В. В.
Розановым на темы об иудаизме, христианстве и атеистической философии. По
примеру Достоевского, Розанов включил в одну из своих книг столь далекие ему
по духу страницы своего корреспондента, снабдив их комментариями,
возражениями и оценками. Забытый журналист на закате своих дней получил
признание русского мыслителя, одинаково чуждого ему по происхождению,
политическому направлению и философским заданиям. В эту эпоху воинствующего
антисемитизма давно ушедший от еврейства Ковнер решительно вызывает
реакционного публициста высказаться на тему о погромах, в духе исповедуемой
им христианской этики.[1]