"Михаил Громов. В небе и на земле " - читать интересную книгу автора

горячие лепешки, печеные на угольях. Всем варилось по яичку в самоваре
колоссальных размеров, который могли принести только дяди. После завтрака
разрешались и начинались игры, гармошка, песни... Некоторые я помню до сих
пор. По средам и пятницам дедушка и бабушка ели только постное. В эти дни ни
песни, ни игра на инструментах не разрешались.
К концу своей жизни бабушку разбил паралич. Она была прикована к
постели. В доме к этому времени остались лишь два холостяка - ее сын Сеня и
дочь Дуня. Они вдвоем ухаживали за ней и делали всю работу и в доме и по
сельскому хозяйству. Бабушка была совершенно беспомощна. Она только молилась
Богу и просила его как можно скорее послать ей смерть, чтобы не быть обузой
для родных.
С трех лет я всегда пел, а потом стал еще и насвистывать. Свистел и
напевал я всю свою жизнь. А как здорово и красиво пели песни девчата! Каких
только частушек не наслышишься от них! Лучшим из плясунов и гармонистов был
самый младший сын моей бабушки - мой дядя - Коля. Он выделялся из всех своих
братьев и просто знакомых своей красивой наружностью. Особенно хороши у него
были большие красивые глаза. Он покорял девчат не только своей красотой, но
и умением блестяще плясать вприсядку, аккомпанируя самому себе на трехрядке.
Когда в праздники он выходил на гулянье, то обычно начинал на трехрядке
тверской частушечный мотив. Какое напевное начало в наших тверских
частушках! Хорошо помню до сих пор, а иногда и теперь переливно
насвистываю... Все девчата деревни начинали тянуться за ним. Правда, когда
он появлялся в соседних "чужих" деревнях, то из ревности к нему начинались
драки. В ход пускались колья, кистени, кулаки... Обычно все кончалось
благополучно. У молодежи гулянья сменялись работой, а работа кончалась
гуляньем.
Хорошо помню, как в Теребино, идешь, бывало, по грибы с лукошком мимо
стада коров и обязательно завернешь к пастуху Митьке. Ему было лет 14-15.
Особенно меня прельщало его умение щелкать длинным-предлинным кнутом. Ручка
у этого кнута очень короткая. Кнутовище у ручки очень толстое, а к концу -
очень тонкое, заканчивающееся плетеным хвостиком из конского волоса. В нем и
была "вся соль". Когда какая-нибудь "шалунья" собиралась оторваться от
стада, Митька брал кнут, да так, бывало, щелкал в ее сторону, что она,
обычно, сразу поворачивала к стаду. Ну а если корова не слушалась, то он, на
своих быстрых ногах, подбегал и, щелкнув уже по ней, "обжигал" ее кончиком
кнута: и не вредно для ее здоровья, но и очень полезно для ее памяти.
Я любил упражняться в этом искусстве - щелкать. Это не так-то просто. В
начале обучения кончик кнута обжигал меня самого. В таких случаях Митька,
посмеиваясь, говорил: "Что, брат, за обучение платят?". Но страсть все
преодолевает.
А как он учил меня делать дудочку и рожок! Это тоже не "что-нибудь"!
Нужно было срезать свежую липку, выбрать место подлиннее между сучками,
надрезать кругом до именно сердцевины (а это чувство меры не сразу дается),
выкрутить сердцевину и... получалась дудочка с четырьмя вырезанными на ней
клапанами (отверстиями). В дудочку вставлялся кусочек сердцевины и делался
вырез (как на свистке). А в рожок вставлялся пищик.
Слышали ли Вы, читатель-горожанин, как на утренней заре, собирая стадо,
"Митьки" играют на рожке или дудочке? Знаете ли Вы, что такое утренняя
роса?... Заиграет Митька в свой рожок и стадо собирается под его напев. Он
играет, а Вы идете по росе, смотрите на коров, на природу, а душа Ваша