"Михаил Громов. В небе и на земле " - читать интересную книгу автора

закапывали ее в землю, чтобы молоко оставалось холодным. За грибами ходили
не иначе как с бельевыми корзинами.
Летом в Теребино съезжались дочери и сыновья с внуками. В доме дедушки
и бабушки строго сохранялся патриархальный порядок и обычаи того времени. За
стол никто не садился, пока дедушка не войдет в комнату, не помолится на
икону и первым не сядет за стол в угол, под образа. Потом напротив него
садилась бабушка. Только после этого все 20-30 человек - дяди, тети, внуки -
занимали свои места.
Летом все дети и внуки занимались сельским хозяйством во главе с
дедушкой и бабушкой. Сенокос был, как мне кажется, самой очаровательной
порой. Все - от мала до велика - участвовали в нем, правда, по-разному:
дедушка и его сыновья косили, а дочери и внуки ворошили скошенное и помогали
навивать возы. Лет десяти и я выучился хорошо косить. Вставал на рассвете
вместе с дедушкой и дядями и отправлялся косить по росе, предварительно
выпив стакан молока с черным, испеченным в русской печи, хлебом. Косить -
какое это было удовольствие! Сожалею о тех, кто не видел очарования лугов,
как бы слегка дымящихся свежестью ранней утренней росы, или не наблюдал
отдельных капелек росы на цветке или травинке. Они не смогут понять слова
"чистота" и "прозрачность", а, глядя на картину в целом или разглядывая росу
в капельках, они не смогут постичь того, что в душе в такой миг может
пробудиться чувство прекрасного.
А какое удовольствие косить по росе сочную траву: невыразимый звук
режущей траву хорошо отбитой и наточенной косы услаждает слух! Закончишь
полосу, посмотришь на скошенный вал травы, оценишь свою работу и возникает
чувство удовлетворения оттого, что ты поспел за дядьями. А они присядут,
перекурят махорку и снова за работу. И так, пока не услышат далеко зовущий
голос:
- Дедушка-а-а! Ча-а-й п-и-и-ть!
Все возвращались и садились за стол. На столе - картошка на двух
больших сковородах (сначала сваренная, а потом слегка обжаренная).
До обеда была горячая пора: кто ворошил, а кто уже начинал возить с
поля сено. Очень я любил навивать возы, соревнуясь с бабушкой. Но я не мог
все же навивать такие красивые, какие навивала она. Мои возы хоть и были
хороши, но у бабушки воз как бы расширялся кверху! Его можно было сразу
узнать.
После обеда косари шли отдыхать на свежем сене, а чуть позже можно было
услышать в разных местах отбивание кос, и снова косари уходили на покос...
Вечером, когда возвращалось стадо, пахло парным молоком. Коровы изредка
мычали, бабушка и тети с подойниками шли их встречать. Сколько же парного
молока я выпивал с черным деревенским кислым хлебом - до восьми стаканов! И
это в 9-10 лет! Теперь мне 75, а молоко до сих пор мой любимый напиток. И
хожу я всегда, как и в Теребино, летом при солнце без шапки. Но о себе
попозже...
А вот дедушка мой, Игнатий Андреевич, в свои 75 лет косил на равных со
своими сыновьями. Пахал он на паре сивых лошадок, так в деревне называли
лошадей серой масти. Одну из них звали Змейкой, а другую - мерина -
Красавчиком. Дед мой, также как и мой отец, давал мне полную свободу и
самостоятельность. Да ему и некогда было заниматься со мной. Это был мужичок
редкого "покроя": он никогда не пил, не курил и никогда, даже в минуты
гнева, не сквернословил! "Черт" или "дьявол" лишь весьма редко вырывались у