"Михаил Громов. В небе и на земле " - читать интересную книгу автора

тронуться в дальнейший путь обычно заканчивалось отказом от чая. Около
чайной была специальная привязь для лошадей. На лошадь надевали торбу с
овсом, и к нашему приезду эта торба бывала уже пуста. Бабушка всегда
посылала на станцию встречающих нас "на всякий случай" на час раньше, хотя
езды всего было 1 час 10 минут (летом). Дорога в начале была скучной: кочки,
по сторонам - кусты ольхи и можжевельника, потом - вырубка. Иной раз дорогу
пересекал зайка. Тетя Дуня крестилась, мол, дурная примета. Мать нам
говорила:
- Это, деточки, только тетя боится зайцев, они очень хорошие.
Мать ненавидела попов с тех пор, как они с отцом еле-еле нашли попа,
который согласился их обвенчать без разрешения родителей за деньги, которые
они заняли у знакомых. Она была атеисткой.
Когда въезжали в старый еловый лес, то мохнатые ели и сумрак
производили мрачное впечатление, тем более что тетя Дуня опять крестилась,
так как мои дяди и тети верили в леших, домовых и в другие разные приметы.
Но вот лес кончался и появлялся переезд через ручей Чернавку. Ручей бежал по
торфяной почве и вода в нем казалась красно-коричневой. Мост был давно
сломан и переезд совершался рядом с ним. Вода доходила почти до брюха
лошади, а те, кто ехал, свесив ноги, были вынуждены подбирать их до краев
телеги. Красавчику было трудно, но он, хитрюга, знал, что скоро будет дома и
там его отпустят на волю после того, как я дам ему кусочек сахара, заранее
приготовленный в кармане.
После переезда Чернавки вид оживал: начинался веселый березняк. С
телеги были видны или ландыши, или ночные фиалки, растущие в нем. Теперь уже
скоро, через один километр, деревня Крамино, а за ней в одном километре - и
Теребино! Когда проезжали Крамино, деревенские ребятишки открывали ворота и
получали от нас гостинцы. Из Крамино уже было видно наше родное Теребино.
Его сразу же узнавали по громаднейшей высокой сосне. Вернее, это, должно
быть, были две сросшиеся сосны, так как верхушка двоилась, а вид сосны
напоминал своей формой кипарис. И вот, наконец, знакомая крыша...
Я был любимым внуком у бабушки, и когда я должен был приехать к ним
гостить, то бабушка всегда выходила по несколько раз на крыльцо и глядела на
дорогу. Увидев нас на телеге, она заливалась слезами радости. "Милой", "Мой
мальчик" - были ее любимыми обращениями ко мне. Я любил ее больше всех
других родных.
Как я уже писал, сельцо Теребино было в то время уникальным по
живописности уголком природы. Недалеко от дома сливались две крохотные
речки - Теребинка и Бобовка. В месте их слияния был водопой - небольшой плес
глубиной в рост человека с хорошим песчаным дном. Щук, налимов и окуней в
речках было так много, что мы, ребята, ловили их и на удочку, и сачком, и
самодельной острогой, а иногда даже просто голыми руками.
Березовые рощи чередовались с засеянными полями, а незасеянные поля
пестрели полевыми цветами, создавая общий тон цвета. Эти тона через 2-3 дня,
особенно после дождя, менялись на совершенно другие, донельзя непохожие на
прежние. Трудно было сказать: какие же лучше? Можно было только воскликнуть:
они все прекрасны!
А сочные луга около рек, с травой до пояса! Они ласкали глаз своей
густотой и мягкостью. А сколько же было земляники! Кринка набиралась за
несколько минут. За лесной малиной ходили с большими корзинами, а для меня,
когда я был еще небольшим, брали с собой кринку молока и, придя к малиннику,