"Иван Громов. На перекрестке времени" - читать интересную книгу автора

мебель им казалась ценнее книг. Бриллиант знал, что вовсю гуляет
тиф и людям нужно тепло. Но вид коробящихся в огне страниц
сразил его.
- Азохен вэй, - прошептал он, грея ладони о трубу, согретую
теплом книг, - в какое страшное время мы живем!
Книг хватило до середины ноября. В декабре они жгли стулья, шкафы; в
январе - разрубили столы, сломали перила лестницы, оторвали плинтусы и
начали жечь рояль. Они сожгли все, что могло гореть и давать тепло. Они
боролись за жизнь. Кто осудит их за это? Мне не нравилось, конечно, что они
не вытирают сапог в прихожей, сплевывают на пол и никогда не убирают
комнат. Мне не нравилось, что они устроили каталажку в кладовой и какие-то
люди, в которых подозревали мешочников, сидя там по два, а то и по три дня,
мочатся и гадят там на пол. Но все равно - я старался согреть их и укрыть
от стужи, хотя удавалось это плохо.
Просыпаясь каждое утро в своем кресле, Бриллиант клацал зубами.
Он готов был поклясться, что в Надыме, где он провел в ссылке
два года, зимой было теплее.
В марте начался голодный мор. Берда вернулся из экспедиции
обмороженный, без хлеба. Начались мобилизации на фронт, людей не
было. Бриллиант взял четырех человек и трое саней. Его привезли
через десять дней, раненного в голову, желтого, трясущегося от
озноба. По лестнице он поднялся сам, упал в кресло, закурил с
отвращением.
Пришел Зайцев, спросил с порога:
- Сколько?
- Как просил. Может, чуть меньше.
- Меньше?
Бриллиант вымученно усмехнулся:
- Не хотят отдавать, гады... Так обозлились, что и наводку дать
никто не хочет...
Зайцев сделал энергичный взмах рукой:
- Так надо было...
- У меня пять человек всего, - оборвал Бриллиант, - одни
мальчишки. Не знаю, почему не перебили всех. У меня еще, видишь
ли, внешность еврейская...
Тут Зайцев заметил грязный бинт на его голове и неестественную
бледность:
- Там?
- Там, конечно - балуют.
- Стреляли, значит? - на лице Зайцева появилась вдруг злая
усмешка. - Ну, Марк Исаич, дай только дожить до тепла - я им
такой кар-рательный отряд пропишу! Всех от баловства вылечу!
Но Бриллиант уже не слушал его. Он подумал вдруг, что стрелял в
него, наверняка, тот, с изуродованной ногой, мужик, в котором он
верно угадал фронтовика, надеясь растрогать своей
проницательностью. Не растрогал. Вспомнил злой, беспомощный
взгляд и радостно-издевательское:
- Нету хлеба, ваше благородие...
Он подумал, что совсем не знает этот живущий на земле народ, что
люди, вовлеченные в эту крутоверть, не понимают друг друга.