"Я.И.Гройсман, Ирина Цывина. Евгений Евстигнеев - народный артист " - читать интересную книгу автора

жизнь в провинции была предопределена, а МХАТ для всех нас являлся вершиной
театрального искусства, и все мы стремились, конечно, только туда. Уговорил
Женю поехать в Москву показаться его товарищ по Горьковскому училищу Миша
Зимин. И ходит такая легенда, что уже после первого прочитанного им отрывка
ему сказали: "Достаточно. Вы приняты".
Снова встретились мы в Москве, когда и я решил поступать в
Школу-студию. Женя, который тогда ее уже окончил (шел 1956 год), подыгрывал
мне как партнер. Курс набирал В. Я. Станицын, а поскольку я просил принять
меня сразу на 3-й курс, то собрались все мастера студии: А. К. Тара- сова,
П. В. Массальский, С. К. Блинников, М. Н. Кедров. Я показывал отрывок из 5-й
картины "Кремлевских куран- тов" - встречу Ленина и матроса Рыбакова (Ленина
я играл у себя в театре). Женя подыгрывал Рыбакова. Мастера были в некотором
замешательстве, поскольку Ленин - и без грима?!
Потом В. Я. Станицын спросил меня, что еще я хотел бы показать. Тогда
мы сыграли сцену из "Любови Яровой", где Евстигнеев былШвандей, а я -
солдатом Пикаловым.. После показа, когда экзаменаторы попросили нас
удалиться, Женя успокаивал меня, что все завершилось удачно, он видел это по
лицам педагогов. Так и получилось: я был принят, стал студентом, как
когда-то Женя.
Он от природы был богато одарен: замечательная наблюдательность - такие
детали схватывал с ходу, запоминал, что другой и не заметит вовсе;
проницательность огромная - человека видел насквозь. Но умел все до поры
прятать, обдумывать, копить в себе. Поэтому он был всегда ярок и обаятелен.
Этим он сразу стал интересен, стал любим артистами, которым с ним легко было
играть.
Ему были любопытны все люди - от прохожего на улице до знаменитости.
Посмотрит - как сфотографирует, потом, может и не скоро, напомнит, покажет -
а показывал он изумительно, даже одним жестом или взглядом! - только
удивишься: когда успел запечатлеть?!. Приятелей у него в Москве среди
актеров стало множество (ведь снимался постоянно, да при его общительности,
жадности на людей), но сходился близко он с немногими, был в этом осторожен,
выбирая тех, кому можно довериться. Люди от него заряжались, питались
творческой энергией. Сам же он больше всего ценил жизнь в ее обычных,
непосредственных проявлениях. Как-то мы с ним пошли на концерт
самодеятельности. Выступала девочка, пела что-то, потом - то ли ноту не
взяла или еще что произошло - она сказала "ой" и ушла со сцены, не захотела
повторять... Жене понравилась эта непосредственность, он ценил ее и в жизни,
и в искусстве.
Евстигнеев был очень музыкален во всем, даже в интонациях речи. Его
реплики партнеру, порой одно какое-нибудь междометие, были музыкальны по
ритму, их эмоциональность сразу отзывалась в зрительном зале. Он в юности
играл на гитаре, немного на рояле. Обожал ударные. Причем на гитаре не
романсы, а Листа любил играть. Классику способен был слушать часами. В
спектаклях, если надо, он играл на балалайке. Но что меня всегда поражало -
его слух, чувство ритма, тонкое восприятие каждого инструмента. Когда мы по
ночам в общежитии слушали приемник, он, восхищаясь, часто говорил: "Слушай,
как делят!" - это он про аранжировку мелодии инструментами так выражался.
На любом стуле, на любом столе мог ложками или пальцами ритм отстучать
или ногами чечетку выбить! Все это от природы в нем было щедро заложено,
особенно тяга к ритмическому самовыражению. Он многое делал импровизационно