"Я.И.Гройсман, Ирина Цывина. Евгений Евстигнеев - народный артист " - читать интересную книгу автора

уже накалилась до предела, я заявила со свойственным мне максимализмом: "Мы
уходим и будем жить отдельно!"
И мы ушли практически на улицу. Какое-то время нам приходилось ночевать
даже на вокзале. Мы восемь раз переезжали, потому что снимали то одну, то
другую комнату, пока не получили отдельную однокомнатную квартиру. Из- за
такой бездомной жизни у нас не было ни мебели, ни скарба.
Со временем папа полюбил Женю, уважал его и снимал во всех своих
фильмах, хотя бы в маленьких эпизодах. Да и няне Женя оказался близким по
духу и восприятию жизни.
Позже она так и не смогла полюбить моего второго мужа, для нее Женя
всегда оставался "своим", а тот - "чужим". И уже когда мы с Женей не жили
вместе, а он приходил в наш дом как гость, няня не переставала восхищаться
им и просила починить то утюг, то шпингалет на оконной раме.
Как-то одним из наших с Женей пристанищ стала огромная комната в
коммуналке рядом с театром "Современник" на площади Маяковского. Она
превратилась в своего рода клуб. Здесь можно было поговорить на разные
"свободные темы", что по тем временам было достаточно смелым занятием. Здесь
шутили, здесь читали свои новые стихи, здесь спорили о творчестве.
Часто захаживал Михаил Аркадьевич Светлов, которому нравилась наша
семейная пара, и забавлялся тем, как мы исполняли для него очень модные
тогда "блатные" песни: Женя играл на гитаре, а я пела. Здесь бывали Булат
Окуджава и Евгений Евтушенко, не говоря уже об артистах нашего театра и
кинорежиссерах.
Был даже такой комичный случай, когда Элем Климов привел в наш дом
какого-то чеха, который засиделся допоздна и скромно уснул на полу, где
чуть-чуть не был раздавлен в темноте чьей-то ступней. Этим чехом оказался
Милош Форман - сегодня выдающийся американский режиссер. Недавно я узнала,
что он не забыл тот эпизод.
Наша жизнь протекала шумно и интересно, друзья называли нас талантливой
парой. Когда мы разошлись, многие не понимали, зачем и почему это произошло,
уговаривали меня и Женю отказаться от подобного решения. Но это случилось.
Женя вел себя достаточно тактично, чтобы сохранить наши отношения. Но я сама
их разорвала. Собрала его вещи, еду, позвала в наш гостиничный номер
("Современник" был тогда на гастролях в Саратове) женщину, с которой, как
мне казалось, Женя встречался, и сказала: "Теперь вам не придется никого
обманывать". Только через двадцать пять лет он проговорился однажды, что я
не должна была так поступать.
Между нашими семьями были налаженные отношения. Мы общались, вместе
встречали Новый год. Я готовила его дочь Машу в актрисы перед ее
поступлением в Школу-студию МХАТ. И сейчас она работает в нашем театре.
Несколько раз просила его вторую жену Лилю найти в себе силы побороть свою
болезнь, которая, к несчастью, оказалась неизлечимой.
Женя был очень закрытым человеком. Только хорошо его зная, можно было
угадывать в нем какие-то затаенные мысли. Я видела, что все свои бушующие
эмоции он загонял глубоко внутрь. Может быть, это и было причиной двух
инфарктов... Внешне он всегда отшучивался. Вероятно, он догадывался, что я
все чувствую, и, наверное, поэтому всю жизнь тянулся ко мне в критических
ситуациях. Между нами происходили бессловесные диалоги, из которых я
понимала, что именно ему необходимо. Иной человек выплеснется, поплачет,
покричит, напьется, а Женя буквально "съедал" себя. Когда у него появилась