"Линда Грант. Все еще здесь " - читать интересную книгу автора

никто из нас до сих пор там не бывал: даже отец, во время Второй мировой так
мечтавший оказаться во Франции или на Тихом океане, получил разряд 4R по
зрению и всю войну просидел в Вашингтоне-корпел над документацией высадки в
Нормандию. Когда я подрос, Англия и англичане в моем сознании прочно
связались с "Битлз" - "She loves you -yeahyeah-yeah!" и всякое такое. Помню,
как мы, компания мальчишек, разлегшись на траве у отцовского гаража,
разглядываем обложку "Сержанта Пеп-пера" и гадаем, кто же все эти чудные
люди. Мэрилин Монро и Боба Дилана мы узнали сразу, да еще отец, проходя
мимо, подсказал: "Вот это - У. К. Филдс".
И потом, в армии, частенько распевали хором "Желтую субмарину". И
пленные, которых мы сторожили, тоже ее пели - битлов знали все, даже враги.
Еще мы пели "Все, что тебе нужно, - это любовь", и при этом ржали как
ненормальные, потому что знали точно: чтобы выжить, нужно гораздо, гораздо
больше. Для начала - прочные каски и винтовки, которые не взрываются, когда
из них стреляешь. И пайки побольше, и лейтенанты позаботливее, и генералы
поумнее. Без любви на поле боя прожить легко, а вот без командира, который
знает, как вытащить тебя отсюда живым, не обойдешься.
Кого я никак не ожидал встретить в Англии, тем более в Ливерпуле, так
это евреев. Старые евреи заполонили квартиру в Альберт-Док, расселись под
полотнами Хокни, Поллока и Ротко и с аппетитом принялись за еду. Много лет
назад, после смерти моей двоюродной бабки Минни, я спросил дедушку, ее
брата, почему на поминках люди так много едят. Ему самому было под
девяносто; он наклонился ко мне, обдав запахом ржаного хлеба, и ответил:
"Кто его знает, Джо. Может, для того, чтобы подкрепить силы и показать Богу,
что мы еще живы. Ведь иначе он в неизъяснимой мудрости своей может
подумать-подумать да и нас тоже забрать к себе".
Старые евреи стояли у окна, сорили на ковер пирожными крошками,
смотрели на реку, на доки, слушали пронзительные крики чаек. От них исходил
тот же ржаной запах, впервые за много лет, напомнивший мне деда.
- Интересно, сколько сейчас можно выручить за эту квартирку? -
спрашивали они и, услышав ответ, переглядывались и сокрушенно качали
головами.
- Когда Сэм сказал мне, что покупает здесь квартиру, - говорил один, -
я ему сразу ответил: "Сэмми, мальчик мой, ты рехнулся!" Платить за жилье в
центре заброшенного дока, в городе, где за порог выйти нельзя без того,
чтобы какой-нибудь ненормальный не всадил тебе нож в спину? "Ты делаешь
большую ошибку, мой мальчик" - так я ему и сказал.
Поздоровавшись с Ребиками и с тремя детьми Сэма - парнем и двумя
девушками, всем по двадцать с небольшим, - я присел на чертовски неудобный
стул рядом со стариком по имени Барух Неслен. С виду он напоминал моего дядю
Уилли, маминого деверя, судью в Филадельфии: этот Уилли с детства без ума от
ковбоев и даже на заседания суда является в стетсоне и шейном платке, нимало
не смущаясь тем, как сочетается такой костюм с его толстенькой еврейской
фигуркой, коротенькими ножками и козлиной бородкой. Когда парень из рекламы
"Мальборо" умер от рака легких, дядя Уилли заметил, что не отказался бы
занять его место. "Дядя Уилли, но ведь ты куришь "Кэмел", - сказал я, и он
ответил: "Что ж, ради такого случая не грех и поменять свои привычки".
В тот вечер я наслушался вдоволь. Неслен в обхвате не уступал дяде
Уилли, но вот дядиного чувства юмора ему явно недоставало. Добрую половину
вечера он рассказывал мне, как нажил состояние - сначала на детских