"Александр Степанович Грин. Телеграфист из Медянского бора" - читать интересную книгу автора

прыгает к Петунникову, стремясь поглотить раскаленные, горящие сучья.
Согнувшись и механически подбрасывая в огонь засохшие прутья, он думал
о том, что выход из настоящего положения один: пробраться к заселенному
месту, выяснить, где почтовый тракт, и двинуться пешком обратно в город. По
его расчету до города не могло быть более ста пятидесяти верст, значит,
через трое суток, если его не поймают, можно попасть к своим, отдохнуть и
уехать. Идти он решил по ночам, а днем спать где-нибудь в канаве или
кустах.
Проснулся и заворочался голод, но это не так беспокоило Петунникова,
как тревожный, сосущий жар и слабость внутренностей вместе с дразнящим
желанием холодной, чистой воды. Пытаясь обмануть себя, он стал размышлять о
предстоящей дороге, но чувство, сознанное и выраженное мыслью, настойчиво
требовало удовлетворения. А когда он сорвал какой-то стебелек и начал
жевать его, жадно глотая обильную слюну, им овладело уныние: мучительно
хотелось пить...
Черная лесная жуть толпилась вокруг, вздыхала вершинами, прыгала по
земле уродливыми тенями красного трепетного огня. Костер потрескивал и
шипел, свертывая и мгновенно воспламеняя зеленую смолистую хвою. На
ближайших стволах горели желтые отблески, гасли и загорались вновь. Все
спало вокруг, сырое, мохнатое и немое. И казалось Петунникову, что только
двое бодрствуют в уснувшей лесной равнине - он и дикое, дымное пламя
ночного костра.


VI

Пятно солнца, медленно двигаясь по одеялу, прильнуло к смятой, пышной
подушке, и от близости пыльного утреннего луча в лицах спящих людей
неуловимо дрогнули светлые тени и сомкнутые ресницы. Дыхание стало
неровным, зашевелились сонные губы, и казалось, что в свежем раннем воздухе
натянулись невидимые, паутинно-тонкие струны, готовые проснуться и
вздрогнуть звуками ленивых, полусонных человеческих голосов.
Пятно медленно, как часовая стрелка, передвигалось влево, коснулось
бритого, загорелого подбородка, изогнулось, позолотило рыжеватые усы и
протянуло от голубого сияющего неба к плотной скуле Григория Семеновича
воздушную струю солнечной пыли. Варламов открыл один глаз, вздрогнув
бровью, быстро зажмурился, потянул одеяло, проснулся и сразу увидел
спальню, подушки, ширмы и крепко спящую, розовую от сна жену.
Варламов выспался, но сладко потягиваться всем крепким, сильно
отдохнувшим за ночь телом было приятнее, чем вставать, одеваться и вообще
начинать суетливый деловой день. Он полежал с минуту на спине, закинув
большие волосатые руки под коротко остриженную голову, зевнул широко и
сильно, с наслаждением разжимая челюсти, и посмотрел на жену искоса, не
поворачивая головы. Она лежала так же, как и он, на спине; одна рука с
согнутыми пальцами упиралась в щеку, другая пряталась под сбившимся голубым
одеялом. Ее маленькие круглые плечи отчетливо рисовались здоровой, матовой
кожей на смятой белизне подушки. С каждым вздохом спящей женщины медленно,
едва заметно приподнималась и опускалась высокая грудь, небрежно опоясанная
кружевным узором рубашки.
Варламов смотрел на жену, и в нем, постепенно прогоняя остаток