"Александр Степанович Грин. Телеграфист из Медянского бора" - читать интересную книгу авторателу, останется в памяти этого маленького, взбалмошного существа легким и
забавным воспоминанием о каком-то телеграфисте, которому от невыносимой скуки дали поесть. Он развлек ее - и довольно. Сегодняшний день спасен. Есть тема для разговоров с Гришей и умиление перед собственной добротой... А завтра можно ожидать еще чего-нибудь: пьяной драки, сплетен, богомолки из святых мест... Все, что было сделано и подготовлено там, в городе, с неимоверной затратой сил, здоровья и самоотвержения, с бешеным упорством людей, решившихся умереть, опасность, страх смерти, сутки звериного шатания в лесу, - все это пережилось и выстрадалось для того, чтобы у пустенькой уездной помещицы стало меньше одним скучным, надоевшим днём... Петунников выпустил руку Елены, и внутри его дрогнул холодный, жестокий смех. Всего несколько слов - и сразу исчезнет мнимая беззаботность этого птичьего гнезда... Несколько слов - и все хлынет сюда, в мирную тишину сытенькой двухспальной жизни: испуг, бешенство, злоба, бессонница и неуловимое, грозное дыхание смерти, следящей за ним, Петунниковым, как тень его собственного тела, неотступно и тихо... Был момент, когда показалось ему, что он этого не сделает. Но тут же, задыхаясь и вздрагивая от злобной тоски и радостного предчувствия неожиданного удара беззаботному, глупенькому существу, олицетворившему в этот момент все многообразие тихой, предательски-тупой и бесконечно враждебной ему, Петунникову, жизни, он быстро шагнул к Елене и, уже не сдерживая мучительно сладкого желания отдаться во власть хлынувшего порыва, сказал высоким, глухим голосом: - А ведь я не телеграфист... Я обманул вас, вот что... Я не поезд... И спасся. Поэтому ухожу... Да... Тороплюсь! - Как, - растерялась Елена, пораженная не столько этими, дико-невероятными словами, сколько порывистым, напряженным волнением его взгляда и голоса. - Вы?.. Как?!. - Да... - повторил Петунников, страшно возбуждаясь и чувствуя, как его бурный, сдавленный трепет заражает Елену, - в обморок, однако, не падайте... Я уйду и... более вас не побеспокою... Елена с испуганным непониманием смотрела на него окаменевшими, расширенными глазами, и вдруг сильно побледневшее лицо Петунникова таинственной силой искренности сразу сказало ей, что его слова - правда. В первый момент все ее существо всколыхнулось и замерло в тупой, бессильной растерянности. Потом, быстро возбуждаясь и бледнея, как он сам, Елена отступила назад, пытаясь улыбнуться и сказать что-то, но мысли с нелепой быстротой роились и падали, не останавливаясь и не оставляя в голове нужных, уместных слов. Это был не страх, а мгновенная удивительная перемена во всем окружающем, ставшем вдруг замкнутым и чужим, и казалось, что сам воздух молчит вокруг них, а не они, два снова и внезапно столкнувшихся человека. - Вы шутите! - с трудом произнесла Елена, жалко улыбаясь и часто, глубоко дыша. - Я вам не поверю... слышите?!. - Нет, - также теряясь, сказал Петунников, не зная, что сказать дальше, и испытывая тоскливое мучительное желание уйти. - Да... Извините. Впрочем... не бойтесь... Я... до свидания!.. И тут, испуганно радуясь тому, что нашла и выяснила себе, как ей |
|
|