"Александр Степанович Грин. Телеграфист из Медянского бора" - читать интересную книгу автора

телу, останется в памяти этого маленького, взбалмошного существа легким и
забавным воспоминанием о каком-то телеграфисте, которому от невыносимой
скуки дали поесть. Он развлек ее - и довольно. Сегодняшний день спасен.
Есть тема для разговоров с Гришей и умиление перед собственной добротой...
А завтра можно ожидать еще чего-нибудь: пьяной драки, сплетен, богомолки из
святых мест...
Все, что было сделано и подготовлено там, в городе, с неимоверной
затратой сил, здоровья и самоотвержения, с бешеным упорством людей,
решившихся умереть, опасность, страх смерти, сутки звериного шатания в
лесу, - все это пережилось и выстрадалось для того, чтобы у пустенькой
уездной помещицы стало меньше одним скучным, надоевшим днём...
Петунников выпустил руку Елены, и внутри его дрогнул холодный,
жестокий смех. Всего несколько слов - и сразу исчезнет мнимая беззаботность
этого птичьего гнезда... Несколько слов - и все хлынет сюда, в мирную
тишину сытенькой двухспальной жизни: испуг, бешенство, злоба, бессонница и
неуловимое, грозное дыхание смерти, следящей за ним, Петунниковым, как тень
его собственного тела, неотступно и тихо...
Был момент, когда показалось ему, что он этого не сделает. Но тут же,
задыхаясь и вздрагивая от злобной тоски и радостного предчувствия
неожиданного удара беззаботному, глупенькому существу, олицетворившему в
этот момент все многообразие тихой, предательски-тупой и бесконечно
враждебной ему, Петунникову, жизни, он быстро шагнул к Елене и, уже не
сдерживая мучительно сладкого желания отдаться во власть хлынувшего порыва,
сказал высоким, глухим голосом:
- А ведь я не телеграфист... Я обманул вас, вот что... Я не
телеграфист, а революционер... Я вчера вместе с другими... хотел ограбить
поезд... И спасся. Поэтому ухожу... Да... Тороплюсь!
- Как, - растерялась Елена, пораженная не столько этими,
дико-невероятными словами, сколько порывистым, напряженным волнением его
взгляда и голоса. - Вы?.. Как?!.
- Да... - повторил Петунников, страшно возбуждаясь и чувствуя, как его
бурный, сдавленный трепет заражает Елену, - в обморок, однако, не
падайте... Я уйду и... более вас не побеспокою...
Елена с испуганным непониманием смотрела на него окаменевшими,
расширенными глазами, и вдруг сильно побледневшее лицо Петунникова
таинственной силой искренности сразу сказало ей, что его слова - правда.
В первый момент все ее существо всколыхнулось и замерло в тупой,
бессильной растерянности. Потом, быстро возбуждаясь и бледнея, как он сам,
Елена отступила назад, пытаясь улыбнуться и сказать что-то, но мысли с
нелепой быстротой роились и падали, не останавливаясь и не оставляя в
голове нужных, уместных слов. Это был не страх, а мгновенная удивительная
перемена во всем окружающем, ставшем вдруг замкнутым и чужим, и казалось,
что сам воздух молчит вокруг них, а не они, два снова и внезапно
столкнувшихся человека.
- Вы шутите! - с трудом произнесла Елена, жалко улыбаясь и часто,
глубоко дыша. - Я вам не поверю... слышите?!.
- Нет, - также теряясь, сказал Петунников, не зная, что сказать
дальше, и испытывая тоскливое мучительное желание уйти. - Да... Извините.
Впрочем... не бойтесь... Я... до свидания!..
И тут, испуганно радуясь тому, что нашла и выяснила себе, как ей