"Александр Степанович Грин. Телеграфист из Медянского бора" - читать интересную книгу автора

- А так... скучно здесь, - продолжала Елена, кокетливо морща свой
гладкий розовый лоб. - Так как-то все идет... через пень колоду... Сидишь и
думаешь иной раз: скоро ли день кончится? Я ведь сегодня страшно
обрадовалась, что вы мне попались, - расхохоталась она, поправляя прическу
и вспоминая натянутое, неловкое выражение лица Петунникова в первый момент
встречи. - А попались, так я уж вас не выпущу так скоро... Вот и напугала
вас... Все-таки хоть новый человек... А то, право, иной раз так даже
думаешь: хоть бы мужики погром устроили... Такие лентяи! Все же хоть
спасаться бы пришлось или хоть струсить порядком... Хоть бы ригу
подожгли!..
Петунников сидел, слушал, и казалось ему, что журчит маленький,
беззаботный ручеек. Журчит себе и журчит...
- Так что же! - встряхнулся он, стараясь побороть слабость и
оцепенение. - Погром, если хотите, можно устроить, и даже скоро. Стоит вам
захотеть.
Он сказал это без улыбки, с серьезным лицом, и Елена сперва
рассмеялась, а потом вздохнула, думая уже о другом:
- Я не робкая. Устраивайте себе... А я возьму ружье и буду стрелять...
У нас есть, у Гриши. Гриша - это мой муж, - сообщила она, прищуриваясь и
закусывая нижнюю губу. - Что же это она возится там? Глафира!


XII

Вошла белобрысая, здоровая женщина в затрапезном ситцевом платье и
стала медленно накрывать стол, искоса бросая на Петунникова тупо-любопытные
взгляды. Он, в свою очередь, внимательно посмотрел на Елену. Но хозяйка
занялась возней около буфета, доставая оттуда соусники, закуски и,
по-видимому, совсем не заботясь о том, что и как подумает прислуга о
незнакомом загорелом человеке. Это понравилось Петунникову. Видно было, что
хозяйка ветреная, своевольная женщина, и в то же время что-то неуловимое
сближало ее в глазах революционера с женщинами его круга. Это был, конечно,
психологический обман, но простота ее движений и жестов, соединенная с
непринужденностью обращения, казалась бы вполне естественной среди его
товарищей.
За завтраком Петунников ел много и основательно, всячески следя за
собой и удерживая челюсти от жадных, торопливых движений. Все казалось ему
необычайно вкусным, даже манная каша на молоке, к которой он раньше всегда
чувствовал большое предубеждение. Занятый насыщением, он говорил мало,
изредка роняя "да" или "нет", а Елена охотно и с большим оживлением
рассказывала о разных пустяках, ежеминутно перескакивая с предмета на
предмет. Иногда казалось ему, что она жалуется на что-то, но лишь только он
начинал схватывать нить ее мысли, она вдруг, без всякой связи с предыдущим,
принималась рассказывать о каком-нибудь Петре, который третьего дня напился
и попал в кадку с водой. Лицо ее смеялось и менялось ежеминутно; казалось,
что оно, как цветок, живет своей особенной, занимательной жизнью, далекой
от соображений садовника, бросившего в землю серые семена.
Беспокойная мысль о том, что надо встать, идти, обеспечить себя от
роковых, возможных случайностей, вспыхивала в голове Петунникова и тотчас
пропадала куда-то, словно проваливалась, растопленная утомлением и ленивой