"Александр Степанович Грин. Кирпич и музыка" - читать интересную книгу автора

- Валял я тебя с сосны, за три версты, - хохотал Евстигней. - Зоб-то
подыми!..
Мужик, грызший семечки, или одобрительно ухмылялся даровому
представлению, или говорил сонным, изнемогающим голосом:
- Охальник ты, пра... Мотри - парни те вышибут дно.
- Ого-го! - Евстигней тряс кулаком. - Утопнут!..
Если в поле его зрения появлялась заводская молодежь, одетая
по-праздничному, с гармониями в руках - он набирал воздуха, тужился и
начинал петь умышленно гнусавым, пискливым голосом:

Ма-а-мынька-а р-роди-мая-а,
Свишша-а неу-гасимая-а!..
Когда-а свишша-а по-га-сы-нет,
Тог-да д'милка при-ла-сы-не-ет!..

И кричал:
- Чалдон! Сопли где оставил?
Парни угрюмо, молча проходили, продолжая играть. И только на повороте
улицы кто-нибудь из них оборачивался и, заломив шапку, говорил спокойным,
зловещим голосом:
- Ладно!
Улица пустела, солнце подымалось выше и нестерпимо жгло, а Евстигней
сидел и смотрел вокруг злыми, скучающими глазами. Затем подымался, шел в
трактир и, долго сидя в сумрачной, отдающей спиртом прохладе
свежеобтесанных стен, пил водку, курил и бушевал.


III

Был вечер, и было тихо, жарко, и душно.
Багровый сумрак покрыл горы. Они таяли, тускнея вдали серо-зелеными,
пышными волнами, как огромные шапки невидимых, подземных великанов. На
дворе, где стояла казарма, сидели татары и громко, пронзительно пели
резкими, гортанными голосами. Увлекшись и краснея от напряжения, смотря и
ничего не видя, они вздрагивали, надрываясь, и в вопле их, монотонном, как
скрип колеса, слышалось ржание табунов, шум степного ветра и неприятный
верблюжий крик.
Поужинав, сытый и уже слегка пьяный, Евстигней вышел на двор, долго,
неподвижно слушал дикие, жалобные звуки, и затем осторожно ступая босыми
ногами в колючей, холодной от росы траве, подошел к поющим. Те мельком
взглянули на него, продолжая петь все громче, быстрее и жалобнее. Евстигней
цыркнул слюной в сторону и сказал:
- Корова вот тоже поет. Слышь, князь? - Молодой татарин, бледный, с
добродушным выражением черных, глубоко запавших глаз, обернулся, улыбнулся
Евстигнею бессознательной, мгновенной улыбкой и снова взвыл тонким жалобным
воплем. Евстигней сел на траву и закричал:
- Эй, вей-вей-ве-е! И-ий-вае-ваё-у-у! Что вы кишки тянете из человека?
Эй?!.
Пение неохотно оборвалось, и татары взглянули на неприятеля молчаливо
злыми, сосредоточенными глазами. Прошло несколько мгновений, как будто они