"Николай Федорович Григорьев. Избранное. Повести и рассказы " - читать интересную книгу автора

можно будет опомниться от дорожной тряски, выколотить из одежды пыль,
умыться, сесть за стол и перекусить.
Смеркалось. Видимые горизонты стали сужаться, и на фоне светлого еще
неба зачернели телеграфные столбы.
"Телеграфная линия... - мысленно отметил Илья Николаевич. - Эти
линии - тоже проводники знаний и света, и хорошо, что начали прочерчивать
матушку-Русь в разных направлениях... Ба! - вдруг пришла ему на ум веселая
догадка. - Ведь в ближайшем же уездном городе, надо полагать, есть
телеграфная станция. Подам-ка я депешу друзьям в Нижний Новгород! Как они
там? Мол, привет с дороги. Преодолел лужу наподобие миргородской. Пребываю
в отличном расположении духа!"
И шестилетняя жизнь Ульянова в Нижнем Новгороде, еще полная живых
отголосков в его душе, воскресла перед ним. Даже ощущение дороги пропало:
словно он уже и не в тарантасе.
Двухэтажное с бельведером каменное здание Нижегородской мужской
гимназии. Уроки на сегодня уже кончились. Он у директора гимназии, но не в
вицмундире. Приглашен не в служебный директорский кабинет, а запросто,
по-соседски.
- Сядемте, Илья Николаевич... - Директор выглядел озабоченным и даже
несколько растерянным. - Илья Николаевич! - Садоков заглянул Ульянову в
глаза. - Неужели это правда? Вы намерены покинуть Нижний?
Надо было понять огорчение директора гимназии, теряющего учителя,
который составлял гордость его учебного заведения. Трудолюбие Ульянова,
глубокое и любовное знание предмета и прежде всего педагогический талант
выделяли его из учительской среды даже такого крупного города, как Нижний.
В ту пору были обиходны физические наказания в школе. А Ульянов видел
в этом пережитки домостроевщины. Еще в Пензе, где Илья Николаевич начинал
свою учительскую деятельность, он случайно оказался свидетелем того, как
служитель распаривает березовые прутья. Старичок объяснил молодому учителю,
что розга должна быть гибкой, прикладистой, мол, только тогда она сечет
хлестко и дает настоящую пользу.
Все возмутилось в Ульянове. Сперва это был протест доброго сердца
против избиения детей. Но вскоре он с восхищением прочитал у Добролюбова,
что дети "несравненно нравственнее взрослых. Они не лгут, пока их не довели
до этого страхом, они стыдятся всего дурного... сближаются со сверстником,
не спрашивая, богат ли он, равен ли им по происхождению...".
В классе Ильи Николаевича никогда не было розг, а линейка
употреблялась только по прямому назначению - для линования бумаги. Никогда
не раздавалось здесь и унизительного окрика: "На колени!"
Между тем познания учеников Ульянова, как в Пензе, так впоследствии и
в Нижнем, всегда были твердыми и осмысленными.
Время от времени, как водится, наезжали проверочные комиссии: из
округа, из министерства. Инспекторские опросы приводили учеников в трепет и
остолбенение - но только не в классах Ульянова. Напротив, ученики Ильи
Николаевича, казалось, только и ждали случая, чтобы блеснуть знаниями перед
важными и строгими господами.
И блистала. Формуляр Нижегородской гимназии обогащался лестными для
учебного заведения отзывами о работе старшего учителя Ульянова.
Нижегородская гимназия при И. Н. Ульянове обогатилась первоклассным
физическим кабинетом. Здесь постоянно действовал источник электроэнергии в