"Григорий Исаевич Григоров. Махно" - читать интересную книгу автора

вставали три женщины, среди которых Наташа выделялась своим ростом, красивым
лицом и обаятельностью. И снова я задавал себе вопрос: что нашла во мне эта
дворянка? Как это случилось, что годы не смогли вытравить из ее сознания
нашу детскую любовь? Вероятно, это особая порода людей. Мне отрадно было
думать о такой человеческой дружбе. Тот, кто утверждает, что в такие минуты
можно думать об общем благе, исторических целях, просто клевещет на себя и
лицемерит. В такие драматические минуты надеешься только на случай, но не на
историческую закономерность. Только фатализм дает некоторое успокоение и
смутную надежду на жизнь.

Поезд остановился на станции Екатеринослав. Я снова в своем городе, где
я провел свою юность и где зародились мечты о свободе и благе народа. Наш
вагон был оцеплен целым отделением солдат. Как же, привезли злодеев, врагов
отчизны. На вокзале было очень шумно. Много шаталось краснорожих купчиков в
цилиндрах, расфранченные дамы под зонтиками, как всегда, мило улыбались и
показывали свои белые зубы, только железнодорожники спокойно шагали, и на
лицах у них была какая-то забота, офицеры были одеты в английские кителя и
звякали своими шпорами. На платформах товарных поездов были видны пушки и
боеприпасы.

На вокзале прогуливались офицеры -- польские, эстонские, румынские, они
были одеты в свои национальные костюмы. На привокзальной площади выстроилась
деникинская команда, ждали прибытия какой-то иностранной миссии. Поэтому нас
спешно убрали и под усиленным конвоем повели по Екатерининскому проспекту.По
тротуарам шли тлпы народа, одни нас провожали улыбками, у других на ицах
была скорбь. Вдруг раздался громкий голос: - глядите, мальчишку ведут в
жнской кофте. -- Это я был одет в кофту моей сестры, так как во время
допроса с меня сняли студенческую куртку и больше мне ее не вернули.
Какая-то сердобольная бабушка, одетая в деревенский платок, подошла вплотную
к этапу, сунула мне в руки кулек и сказала: - поешь, милый. -- К нашему
удивлению, казак ее не оттолкнул и даже заулыбался. Этап остановился у
гродской комендатуры. Нас, 4 человека, отделили и привели в подвал. Я снова
за решеткой. Подвальная камера была забита арестованными, здесь были и
политические, и уголовники и даже фальшивомонетчики.

В городской комендатуре я пробыл всего 4 часа. Меня подняли на второй
этаж и ввели в огромый кабинет, где за большим столом сидел широкоплечий, с
огромным нсом и красной физиономией генерал. Он пытался в очень вежливой
форме вызвать меня на откровенность, снва трафаретная ссылка на мою
молодость, снова обещание освободить меня, если я помогу законным правителям
России раскрыть большевистское подполье. Я тветил генералу, что произошло
недоразумение, и что я никогда не был связан с большевиками. Генерал мне
сказал: - Ну что же, не хотите внять голосу разума, тогда друим тоном с Вами
будут говорить в другом месте. -- нажал кнопку, явился казак, генерал
приказал: "Отведите в камеру."

Камера представляла собой настоящий клоповник. Я лег на пол и скоро
уснул крепким снм. В этой камере я пробыл трое суток, подружился с
директором одной гимназии, которого обвиняли в продаже аттестатов зрелости,
он уверял, что в этом грехе не повинен. Однажды меня из этого клоповника