"Григорий Исаевич Григоров. Махно" - читать интересную книгу авторакрасная подушка, переданная мне еще в Синельниково моими родными. Борис,
шагавший рядом со мной, буркнул: -Твоя подушка это наше знамя.- На широких тротуарах Екатерининского проспекта люди останавливались и внимательно всматривались в лица арестованных. Мне показалось, что ни у кого не было злонамеренных улыбок, лица были серьезные и напряженные. Пришла на память картина В.И.Сурикова "Утро стрелецкой казни", где художник изобразил две группы людей, по-разному относившихся к трагедии стрельцов. Даже ребятишки, которые всюду ухитряются увидеть смешную сторону, казалось, смотрели серьезно и с любопытством. У Садовой улицы этап свернул налево и вышел на огромную площадь, где были расположены друг против друга два острога: арестантские роты для уголовников и политическая тюрьма. Высокие каменные стены политической тюрьмы, узкие железные решетки, круглые башни порождали чувство обреченности, особенно у тех, кто впервые попадает в эти бастионы. "А бедное сердце так жаждет свободы". Я вспомнил, как после февральской революции все двери тюрем были открыты. Я снова встал перед воротами той самой тюрьмы, перед которой стоял три года тому назад. Но сейчас я здесь стою не в качестве зрителя, а в качестве политического заключенного. Я думал: произошла революция, свергли монарха, а политическая тюрьма осталась. Каким чудом сохранилась эта мрачная бастилия, немая свидетельница людского горя. Стены мрачной тюрьмы как бы хотят сказать: все меняется, но мы остаемся, мы нужны всем властям. мне сказали, что губернская тюрьма уничтожена, вместо тюрьмы построен Дом советов. Этап простоял у тюрьмы около часа. Лязгнул железный засов, ворота открылись и нас ввели в ненасытную пасть каменного чудовища. Через эту тюрьму прошло не одно поколение революционеров. Мне жена (она старше меня) потом рассказывала, что и она сидела в этой тюрьме в 1912 году за участие в демонстрации по поводу Ленских расстрелов. Наш этап разбили на группы, одних сразу увели, женщин оставили на первом этаже, а небольшую группу, в том числе и меня, провели по лестнице на 2-ой этаж, одели в полосатые арестантские костюмы, выдали по паре белья и круглые шапочки, какие в теперешнее время носят академики. Начали распределять по камерам. Меня втолкнули в каменный мешок с узенькой решеткой, выходившей на пустынную Полевую улицу. Я узнал, что нашу камеру называли камерой смертников, что не предвещало ничего хорошего. В нашей камере находилось 18 человек, а в соседней камере было больше 100 арестантов. Начальником тюрьмы был некий Белокоз, он здесь сохранился с дореволюционного времени, моя жена, сидевшая в этой тюрьме до революции, помнит его. В двух камерах собрался весьма пестрый состав: эсеры, анархисты, большевики, бундовцы, сионисты, махновцы, фальшивомонетчик и просто участники каких-либо выступлений против властей. Самая большая группа была |
|
|