"Григорий Исаевич Григоров. Махно" - читать интересную книгу автора

окошечка выглянул курносый и белобрысый охранник. Тяжелый засов заскрипел, и
меня ввели в полуподвальное помещение, провели по узкому и тусклому
коридору, звякнули ключи, распахнулась дверь, и я снова оказался в камере.

Но что за чудо? Отныне я не один, камера была переполнена людьми,
воздух, хоть тпор вешай, небольшая решетка выходила в узкий переулок, в
камере были тройные нары. Но мест не хватало, многие спали на полу вповалку.
Лица арестованных желтые, изможденные, глаза блестели лихорадочным блеском.

Когда я вошел в камеру, все заключенные, словно по мановению волшебной
палочки, меня обступили, стали полукругом, у всех на лицах был вопрос. Я
оказался самым молодым арестантом. Я сразу же среди арестованных узнал
знакомые лица, но сделал вид, что я их не знаю. Только через некоторый
промежуток времени я заговорил со своими друзьями по подполью. Это были
Борис, Эсаул Штейнгауз, Мальчиков, Изя Ольшевский. В камере, к моему
удивлению, оказались отец и брат Солнцевой, а рядом, в женской камере сидела
ее младшая сестра. Всей этой семье предъявили обвинение в подготовке
Бахмутского восстания против деникинцев. Сидели здесь и подпольщики из
Павлограда, Новомосковска, Александровска, Токмака.

В камере я узнал много новостей, меня информировали о деятельности
Зафронтбюро, возглавляемого Станиславом Косиором. Здесь же я узнал о
Чекалине, Онищенко, Ушеренко, Колтуне, Гуренштейне -- они развернули большую
работу среди рабочих Екатеринослава, Павлограда и Алесандровска. Знали здесь
хорошо и Е. Миронова, Ю. Хуторок, А. Шустера -- они развернули большую
работу против деникинцев в Кременчуге и Полтаве. Подпольные газеты "Молот".
"Звезда", "Дело революции" имели огромный успех среди рабочих и передовых
людей Украины.

Когда я выслушивал все эти новости, внезапно за окном раздались звуки
оркестра, играли какой-то бравурный марш, эти звуки так дисгармонировали с
нашей камерной обстановкой. В это время все арестованные начали выкладывать
на нары все съестные припасы -- это были передачи от родных. Мне тут же в
сатирческом тоне сообщили, что вся амера садится за трапезу, когда
губернатор приезжает обедать в ресторан, расположенный недалеко от
контрразведки. Я тоже вылозжил все свои припасы, переданные мне родными и
Наташей. Когда я постелил красивое полотенце на нары, все мои товарищи
бросились разглядывать красивые узоры, вышитые на белоснежном полотенце.
Только сейчас я понял, что вся эта замечательная вышивка сделана руками
Наташи Зарудной. Но я пока ничего не говорил о своем изумительном романе,
мне казалось. Что мои чувства не будут поняты. Только своему другу
Штейнгаузу, когда мы легли рядом на нары, я подробно рассказал о Наташе
Зарудной. Штейнгауз сильно закашлялся, при этом выделялась мокрота с кровью.
Откашлявшись, он говорил о том, что жизнь куда красочнее, чем любая теория,
хорошо, что революционерам сочувствуют такие люди, как Наташа. Это
доказывает верность нашего пути. Такие, как Наташа, по мнению Штейнгауза,
тянутся к другой жизни, их собственная жизнь кажется им серой и тусклой. Мы
снова заговорили о декабристах, примкнувших к народу, хотя они принадлежали
к господствующему сословию.