"Михаил Грешнов. Маша" - читать интересную книгу автора

И Маша пошла.
Двигались медленно. Утром, в обед и вечером рубили ветки, кормили
животное. Маша привыкла к уходу и ни за что не хотела переходить на
подножный корм. На ветках показались листочки, Маша с наслаждением
чавкала, лакомясь молодняком. При этом она заставила уважать себя и свою
солидность: ребята не могли тронуться, пока она полностью не насытится.
Если пробовали идти, становилась в позу и начинала трубить с такой
настойчивостью, что на ближайших деревьях дрожала листва. А так как Маша
ела по-прежнему с расстановкой, с чувством, отбирая прутик к прутику, то
процесс насыщения затягивался на полдня.
Тогда решили перехитрить животное: днем не останавливались на обед, и
Маша, привыкшая, что кормежка наступает на привалах, терпеливо шагала
следом, обрывая на ходу ветки с деревьев.
Ребята шутили:
- Приспосабливайся! Кто не трудится, тот не ест!
На базу, в девяти километрах от Среднеколымска, пришли в конце мая,
когда там уже проглядели в ожидании все глаза. В поселок сразу решили не
идти. Остановились посовещаться. Первым пойдет Василий - предварить о
наступающем чуде. Но стоило Василию Отдалиться, как Маша стала призывно
дудеть вслед: она привыкла видеть ребят вдвоем и не хотела, чтобы кто-то
покидал ее. А может, чувствовала себя царицей, а ребят верными слугами и
не хотела лишаться никого из них.
Пришлось прибегнуть к обману. Нарубили гору веток, и, пока она поедала
их, Василий сбегал в поселок, предупредил, чтобы там не пугались: идет
мамонт.
С Василием пришел Павел Андреевич Гаранин. Маша, увидя его, застыла от
удивления, но, видимо, решив, что штат ее слуг увеличился и от этого хуже
не будет, пошла за троими в поселок. Гаранин, чувствуя за спиной тяжелое
сопение, поминутно оглядывался, семенил впереди ребят.
У околицы мамонта и людей встретили собаки, накинулись с лаем, держась,
однако, на почтительном расстоянии. Но Маша, опустив хобот к земле, издала
такой устрашающий трубный звук, что Шарики и Лайки разлетелись, как сухие
листья, и больше подходить к мамонту не решались.
Надо ли говорить об удивлении, потрясшем ученый и неученый мир, когда
стало известно, что на колымской геологической базе объявился живой
мамонт? Шумиху подняла зарубежная пресса. "Не может быть!" - заявила
парижская "Фигаро", перехватив каким-то образом радиосообщение из Якутска.
"Еще один... "морской змей"..." - съехидничала в Лондоне "Таймс", набившая
руку на разоблачении не сбывшихся в течение столетий чудес. "А вдруг?" -
темпераментно спросили газеты в Риме.
Потом до колымской тайги докатилась первая партия любопытных: туристы,
палеонтологи, газетчики, фотографы, художники, экскурсанты... Начались
обмеры животного, охи, ахи. Поселок запрудила толпа, на площади, на
огородах появились палатки. Люди в пестрых рубахах, в беретах, каких
никогда не видали на Колыме, толкались на улицах, штурмовали продмаг,
совались в контору, куда нужно и куда вовсе не нужно.
- Не мешайте работать! - взмолились геологи.
Ответом было одно: "Мамонт", - произносимое врастяжку или в нос, со
всеми, какие только мыслимы на Земле, акцентами.
- Товарищи, господа!.. - отбивалась комиссия ученых, созданная филиалом