"Р.Грейвз. Жена господина Мильтона " - читать интересную книгу автора

выросла из него, так что Заре очень повезло.
Сама я в тот вечер осмелилась надеть мужскую одежду: решила изобразить
разбитного парня; на мне была высокая шляпа с узкими полями и огромным пером
с бантиком из серебряной ленточки. На руке - голубовато-серебристый плащ с
белой подкладкой. На запястьях и у горла у меня были манжеты тонкого
греческого кружева, еще я надела облегающий короткий камзол
зеленовато-серебристого оттенка и панталоны того же цвета в форме органных
труб, украшенные у колен розочками из того же материала. Сапоги были на два
дюйма больше моих ног, и верх сапог с очень широкой бахромой был подвернут
вниз до самых позолоченных шпор, которые звенели, как колокольчики. В правой
руке я держала трость и поигрывала ею, шагая по залу. Я широко расставляла
ноги, точно малыш, делающий первые шаги, потому что боялась, что шпоры могут
зацепиться за кружева и я шлепнусь. Я приклеила небольшую острую бородку,
которую я прищипывала, но так осторожно, боялась, как бы она не осталась у
меня в кулаке. На руках были тонкие перчатки с отделкой, сильно надушенные.
Я отдавала направо и налево поклоны, а не приседала, как положено девушке.
Мой кузен Арчдейл, позже погибший в рядах королевской армии во время осады
Глостера, купил эту одежду для меня у одного знакомого придворного юноши.
Мой кузен всегда внимательно относился к моим просьбам.
Вот так я развлекалась, хотя это, может, и не очень подобало девушке на
выданье, но в танцах я не отставала от джентльменов, а когда все-таки меня
узнали, мои родители на меня не рассердились. Но никто не был шокирован моей
выходкой, ведь в канун Крещения любые шутки позволительны. По-моему, это
свидетельствует о решительности моего характера и терпимости того времени. В
нашем доме все чувствовали себя хорошо и свободно, разумеется, это не
касалось преступников, которых констебль приводил к моему отцу, выполнявшему
обязанности мирового судьи. Или какого-нибудь надменного
пуританина-торговца, приехавшего по делам, и решившего, слушая наши шутки,
что он попал в Вавилон... Моя тетушка Джонс из Стенфорда, старшая сестра
отца, была весьма строгих правил и старомодных взглядов. Она пришла на
маскарад в старинном, с большим декольте, сером платье, с обычными
накрахмаленными оборками и рюшем, в старой бархатной шляпе, похожей на
надутый ветром шар. Она попыталась осудить моего отца. Ткнула в меня пальцем
и спросила, как он допустил, чтобы благородная девица на выданье выбрала для
себя подобный наряд?
Мой отец сказал, что мы празднуем канун Крещения, а если она будет всем
мешать, то он представит ей обвинения в том, что она пытается испортить
праздник, и тогда Владыка Буянов начнет взрывать у нее над ухом петарды.
Тетушка попросила прощения и замолчала надолго, сохраняя кислое и мрачное
выражение лица.
В перерыве между танцами я разрезала праздничный пирог, начиненный
изюмом, сливами, имбирем, медом и украшенный глазированным сахаром. В центре
пирога находилась повозка с дровами из фруктового сахара; на верхнем пласте
теста лежали разные фрукты - яблоки, лимоны, апельсины, сливы, груши - тоже
из сахара и раскрашенные, как настоящие фрукты. Я была очень благодарна
крестной за подарок и постаралась, чтобы ей достался кусок пирога с бобом,
который приносит счастье. Я была в кухне, когда боб положили в пирог, и
заметила это место. Тетушка радостно, будто дитя, вытащила боб, и ее
короновали Бобовой Королевой. Она выбрала моего брата Джеймса своим королем,
меня назначила своим пажом, а Владыку Буянов - гофмейстером. [Человек,