"Джил Грегори. К дальним берегам " - читать интересную книгу автора

меховой плащ, который к тому времени был далеко не столь белым, как в начале
путешествия. Ветер и вода сделали свое дело, но, заношенный и испачканный,
он все еще оставался очень теплым, и Элизабет испытывала настоящую
благодарность к этому толстому меху и добротной подкладке за то, что они
защищали ее от холодного ветра.
С тоской прикидывая, действительно ли шторм решил оставить их в покое
или только набирает силы для новой атаки, она вглядывалась в небо, сплошь
покрытое тяжелыми тучами. В воздухе висел туман. Она едва различала
чернильную темноту моря, которое неустанно бросало корабль на своих могучих
волнах. У Элизабет было неприятное чувство, будто шторм еще вернется для
того, чтобы мучить их и дальше.
Гораздо больше ее беспокоило другое. Сильная качка, конечно, доставляла
ей некоторые неудобства, но все же она с облегчением обнаружила, что
совершенно не подвержена морской болезни. В конце концов шторм хотя и был
страшным испытанием, его все-таки можно было перетерпеть, тем более что в ее
каюте было достаточно сухо и спокойно. Хуже было то, что из-за шторма
увеличивалась продолжительность их путешествия. Именно это угнетало ее
больше всего. Ведь всякий раз, когда погода испытывала на них свою силу,
безнадежно отодвигался тот вожделенный миг, когда она наконец доберется до
своего дядюшки.
Скрипнула палуба. Элизабет вздрогнула, огляделась вокруг и увидела
рядом с собой красную физиономию капитана Милза.
- О, капитан, добрый день!
Он внимательно всматривался в ее лицо.
- А вы ожидали кого-то еще, мисс Трент? Мне кажется, у вас удивленный,
я бы сказал, испуганный вид, - в его голосе слышалось беспокойство. - Может
быть, кто-то из моих людей доставил вам неприятности?
- Нет, капитан, совершенно нет, - поспешно заверила его Элизабет.
Это была правда. С самого первого дня она наловчилась избегать Хокинса,
а он не делал никаких попыток встретиться с ней. Корабельный юнга Генри
принес ей дополнительные одеяла и свечи. У нее вошло в привычку проводить на
палубе как можно меньше времени - именно там Хокинс или кто-то другой мог
беспрепятственно к ней приблизиться. Обедала она одна в своей каюте, и
только временами, когда затворничество становилось совершенно невыносимым,
отваживалась выходить на палубу. Матросы иногда отпускали в ее адрес грубые
комплименты или нагло разглядывали, проходя мимо, но она старалась не
обращать на это внимания, и в общем-то пока ни один из них не решался
притронуться к ней. Элизабет знала, что больше всего была этим обязана
капитану Милзу. И своим собственным предосторожностям, конечно.
С удовлетворением она обнаружила, что капитан оказался строгим
начальником, не выносил ни тени неповиновения. Генри однажды по секрету
сообщил ей, что капитан отдал команде строгое приказание: ни один человек не
должен беспокоить "знатную пассажирку". Элизабет была очень тронута такой
заботой, и они с капитаном стали друзьями.
Он уважал ее за то, что она никогда не жаловалась. Действительно,
Элизабет взяла за правило ничего не требовать, хотя условия были очень
тяжелые. Рацион состоял из неизменной солонины, небольшого количества
картофеля и в основном черствого хлеба. Это не считая прочих неудобств в
виде узкой и жесткой походной кровати и холодной каюты. Но она прекрасно
понимала, что сама сделала свой выбор и жаловаться ей не на кого.