"Г.Грин. Десятый" - читать интересную книгу автора

Но черные бесполезные стрелки застряли, как сломанные, на трех
четвертях первого. Мэру показалось, что это самая ужасная минута в его
жизни, гораздо ужаснее даже той, когда он был арестован. В тюрьме все
воспринимается искаженно, и чувство пропорции утрачивается в первую голову.
Он обвел сокрушенным взглядом лица соседей, ощущая себя предателем, который
уступил врагу единственно верное время. Хорошо хоть, здесь нет никого из
Буржа, подумал он. Был парикмахер из Этена, трое мелких служащих, шофер
грузовика, зеленщик, табачник, - все, кроме одного, ниже его по социальному
положению, и хотя он чувствовал себя в ответе за них, зато полагал, что их
легче будет обмануть, и так все-таки лучше, говорил он себе, пусть они верят
в то, что у них по-прежнему есть надежный указатель времени, а не полагаются
на свои неорганизованные, слепые догадки да на старый, чиненый будильник.
Наскоро прикинув по серому небу за решеткой, мэр твердо ответил:
- Двадцать пять минут шестого.
И встретил внимательный взгляд того единственного соседа по бараку, с
чьей стороны мог опасаться разоблачения, - парижского адвоката Шавеля,
застенчивого нелюдима, который лишь иногда делал неуклюжие попытки доказать
остальным, что он такой же человек, как все. Для них он был фигурой
диковинной, даже смешной: в обыденной жизни адвокаты не водятся, это такие
большие куклы, которых достают из сундука в особых случаях; а тут адвокат в
тюрьме и без черной мантии.
- Вздор, - отозвался Пьер. - Что это случилось с музейной редкостью?
Уже без четверти шесть.
- Штампованные будильники всегда спешат.
И тут адвокат, очевидно по привычке к точности, возразил:
- Вчера вы говорили, что будильник отстает.
С этой минуты мэр возненавидел Шавеля. Они с Шавелем были единственные
в бараке люди с положением, и уж он бы, мэр, никогда бы Шавеля так не
предал. Наверное, у того есть свои причины, какие-то скрытые и, возможно,
постыдные побуждения. И хотя адвокат почти все время молчал и ни с кем не
дружил, мэр сказал себе: "Зарабатывает популярность. Думает, что ему здесь
все будут подчиняться. В диктаторы лезет".
- Давайте-ка я взгляну, что там с вашей реликвией, - протянул руку
Пьер. Но часы были надежно прикованы к жилету мэра серебряной цепочкой с
печатками и брелоками - не оторвешь. И мэр мог позволить себе надменно
пожать плечами.
Но тот день навсегда остался в его личном календаре черным днем ужасных
волнений - наряду с такими, как день его свадьбы, рождения первенца,
муниципальных выборов, кончины жены. Надо было как-то ухитриться завести
брегет, хотя бы приблизительно переставить стрелки и чтобы никто не заметил;
а парижский адвокат, как на грех, кажется, весь день не спускал с него глаз.
Впрочем, завод не представлял особого труда, ведь идущие часы тоже требуется
заводить - завести сначала до половины, а потом, среди дня, словно бы в
рассеянности, еще немного подкрутить.
Но Пьер и это сразу углядел.
- Вы что же делаете? - подозрительно поинтересовался он. - Вы ведь их
уже заводили. Сломались, что ли, ваши антикварные?
- Я задумался, - объяснил мэр; но на самом деле ум его лихорадочно
работал. Перевести стрелки - это была задача потруднее. Уже больше чем
полдня они тащились за стрелками будильника с разрывом в добрых пять часов.