"Грэм Грин. Суть дела" - читать интересную книгу автора

не заметил бы ее красоты - маленькой груди, узких запястий, крутой линии
молодых бедер; он просто не отличил бы ее от других чернокожих. В те
времена красивой ему казалась жена. Белая кожа не напоминала ему тогда
альбиносов. Бедная Луиза!
Он сказал:
- Отдайте этот листок сержанту в канцелярии.
- Спасибо, сэр.
- Не стоит. - Он улыбнулся. - Постарайтесь рассказать ему правду.
Он смотрел, как она выходит из его темного кабинета, - пятнадцать лет
зря загубленной жизни.


Скоби потерпел поражение в войне за приличное жилье, которая здесь
никогда не затихала. Во время последнего отпуска он потерял свое бунгало в
европейском квартале на Кейп-стейшн; его отдали старшему санитарному
инспектору по фамилии Фэллоуз, а Скоби переселили в квадратный одноэтажный
дом, выстроенный когда-то для сирийского купца; дом стоял в низине, на
осушенном клочке болота, который снова превращался в топь, как только
начинались дожди. Вид из окна поверх домов, где жили креолы, был прямо на
океан; по другую сторону шоссе, в военном городке, ревели, разворачиваясь,
грузовики, а по куче казарменных отбросов разгуливали, словно куры, черные
грифы. Позади, из низкой гряды холмов, в низких облаках виднелись бунгало
колониальной администрации; там в буфетах весь день жгли лампы, а ботинки
покрывались плесенью, но все же эти дома были для людей его положения.
Женщинам трудно жить, если они не могут гордиться хоть чем-нибудь: собой,
своим мужем, своей обстановкой. Правда, думал Скоби, они редко гордятся
вещами нематериальными.
- Луиза! - позвал он. - Луиза!
Кричать было не к чему; если он не нашел ее в гостиной, она может быть
только в спальне (кухня - это просто навес во дворе напротив черного
хода); однако он привык громко звать ее по имени, - привычка прежних лет,
когда в нем говорили любовь и тревога. Чем меньше он нуждался в Луизе, тем
больше сознавал свою ответственность за ее счастье. Когда он выкрикивал ее
имя, он, словно король Кнут, заговаривал волны - волны ее меланхолии,
недовольства, разочарования.
В прежние дни она отзывалась, но ведь Луиза не такой раб своих
привычек, как он ("не такая лицемерка", иногда говорил себе Скоби).
Доброта и жалость ею не владеют: она никогда не симулирует чувств, которых
не испытывает; она, как зверек, не умеет сопротивляться даже легкому
приступу болезни и так же легко выздоравливает. Когда Скоби нашел ее в
спальне под москитной сеткой, она ему напомнила собаку или кошку, так
крепко она спала. Волосы ее спутались, глаза были зажмурены. Он стоял не
дыша, как разведчик в тылу противника, да ведь он и в самом деле был
сейчас на чужой земле. Если дом для него означал избавление от лишних
вещей и прочный, привычный их минимум, для нее дом был скоплением вещей.
Туалетный стол заставлен баночками и фотографиями - его фотография в
молодости (на нем был до смешного старомодный мундир прошлой войны); жены
верховного судьи, которую Луиза последнее время считала своей подругой; их
единственного ребенка, умершего три года назад в школе в Англии - набожное
личико девятилетней девочки в белом нарядном платьице для первого