"Грэм Грин. Суть дела" - читать интересную книгу автора

- Я пойду с вами, майор Скоби.
Перед домом окружного комиссара в шезлонге сидел сержант полиции. Он
вскочил, неуклюже козырнул и тут же принялся рапортовать глухим ломким
голосом:
- Вчера днем, в три тридцать, меня разбудил слуга окружного комиссара,
который сообщил, что окружной комиссар Пембертон...
- Хорошо, сержант, я зайду в дом и погляжу.
За дверью его ожидал писарь. Гостиная - когда-то, во времена
Баттеруорта, вероятно, гордость хозяина, - была обставлена изящно и со
вкусом. Казенной мебели здесь не было. На стенах висели гравюры XVIII
века, изображавшие колонию тех времен, а в книжном шкафу стояли книги,
оставленные Баттеруортом. Скоби заметил там "Историю государственного
устройства" Мэтленда, труды сэра Генри Мейна, "Священную Римскую империю"
Брайса, стихотворения Гарди и старую хронику XI века. Но над всем этим
витала тень Пембертона; кричащий пуф из цветной кожи - подделка под
кустарную работу; прожженные сигаретами метки на ручках кресел; груда
книг, которые не пришлись по душе отцу Клэю, - Сомерсет Моэм, роман Эдгара
Уоллеса, два романа Хорлера и раскрытый на тахте детектив "Смерть смеется
над любыми запорами". Повсюду лежала пыль, а книги Баттеруорта
заплесневели от сырости.
- Тело в спальне, - сказал сержант.
Скоби отворил дверь и вошел в спальню, за ним двинулся отец Клэй. Тело
лежало на кровати, с головой покрытое простыней. Когда Скоби откинул край
простыни, ему почудилось, будто он смотрит на мирно спящего ребенка; прыщи
были данью переходному возрасту, а на мертвом лице не было и намека на
жизненный опыт, помимо того, что дают классная комната да футбольное поле.
- Бедный мальчик, - произнес он вслух. Его раздражали благочестивые
сетования отца Клэя. Он был уверен, что такое юное, незрелое существо
имеет право на милосердие.
- Как он это сделал? - отрывисто спросил Скоби.
Сержант показал на деревянную планку для подвески картин, которую
аккуратно приладил под потолком Баттеруорт - ни один казенный подрядчик до
этого бы не додумался. Картина стояла внизу у стены - какой-то африканский
царек стародавних времен принимает под церемониальным зонтом первых
миссионеров, - а с медного крюка наверху все еще свисала веревка.
Непонятно, как эта непрочная планка выдержала. Наверно, он мало весил,
подумал Скоби и представил себе детские кости, легкие и хрупкие, как у
птиц. Когда Пембертон повис на этой веревке, ноги его находились в
каких-нибудь пятнадцати дюймах от пола.
- Он оставил записку? - спросил Скоби писаря. - Такие, как он, обычно
оставляют. - Люди, собираясь умереть, любят напоследок выговориться.
- Да, начальник, она в канцелярии.
Одного взгляда на канцелярию было достаточно, чтобы понять, как плохо
велись здесь дела. Шкаф с папками был открыт настежь; бумаги на столе
покрылись пылью. Чернокожий писарь, как видно, во всем подражал своему
начальнику.
- Вот, сэр, в блокноте.
Скоби прочел записку, нацарапанную крупным почерком, таким же детским,
как и лицо покойного, - так, наверно, пишут во всем мире сотни его
сверстников.