"Роберт Грэйвс. Я, Клавдий (Роман, #1) [И]" - читать интересную книгу автора

также, что не имелось никаких оснований обвинять ее, как это делали
впоследствии, в том, будто она изменяла Агриппе, когда была за ним
замужем. Все ее три сына - вылитые его копии. А произошло на самом деле
вот что. Овдовев, она, как я уже упоминал, влюбилась в Тиберия и уговорила
Августа дозволить ей выйти за него. Тиберий, в ярости от того, что ему
пришлось развестись с Випсанией, чтобы жениться на ней, держался с Юлией
очень холодно. Она опрометчиво обратилась за советом к Ливии, которой хоть
и боялась, но доверяла. Ливия дала ей приворотное зелье, сказав, что его
надо пить целый год и тогда она станет неотразимой для мужа; принимать его
надо раз в месяц, в полнолуние, и произносить при этом определенные
молитвы Венере; об этом нельзя обмолвиться ни одной душе, иначе снадобье
потеряет свою благотворную силу и причинит ей немалый вред. На самом деле
Ливия дала Юлии - очень жестокий поступок - порошок из растертых зеленых
мушек, которые водятся в Испании, и он так подстегнул ее вожделение, что
она словно обезумела. (В дальнейшем я объясню, как я узнал об этом.)
Какое-то время Юлия действительно разжигала страсть Тиберия безудержной
распущенностью, к которой побуждало ее любовное зелье, вопреки ее
врожденной скромности, но вскоре она надоела ему, и он отказался делить с
ней супружеское ложе. Под воздействием злого снадобья, принимать которое,
видимо, вошло у нес в привычку, Юлия была вынуждена удовлетворять свое
желание при помощи любовных связей с теми молодыми придворными, на
молчание и осмотрительность которых она могла положиться. Так было в Риме;
в Германии и Франции она соблазняла телохранителей Тиберия и даже
германских рабов, угрожая, если они колебались, обвинить их в том, что они
сами предлагали ей близость, а за это их запороли бы до смерти. Так как
Юлия все еще была красива, колебания, по-видимому, длились недолго.
После ссылки Тиберия Юлия позабыла осторожность, и вскоре весь Рим узнал
об ее похождениях. Ливия и словом ни о чем не обмолвилась Августу,
уверенная, что придет время и это дойдет до его ушей из какого-нибудь
другого источника. Но слепая любовь Августа к Юлии вошла в поговорку, и
никто не осмеливался ничего ему сказать. Через некоторое время люди
решили, что уж теперь-то Август все знает, и, раз прощает дочери ее
поведение, тем более следует молчать. Ночные оргии Юлии на Рыночной
площади и даже на самой ростральной трибуне вызывали возмущение всего
Рима, однако прошло четыре года, прежде чем у Августа открылись глаза.
Только тогда он услышал всe, и не от кого-нибудь, а от родных сыновей Юлии
- Гая и Луция, которые пришли к нему вдвоем и возмущенно спросили, долго
ли еще он намерен позволять их матери позорить собственное его имя и имя
своих внуков. Они понимают, сказали юноши, что забота о репутации семьи
заставляет Августа быть терпеливым с дочерью, но всякому долготерпению
должен быть предел. Что им - ждать, пока мать одарит их кучей
братьев-ублюдков от разных отцов? Когда на ее выходки будет официально
обращено внимание? Август слушал с ужасом и удивлением и долгое время лишь
молча глядел на них, широко раскрыв глаза и беззвучно шевеля губами.
Наконец к нему вернулся голос, и он, задыхаясь, позвал Ливию. Гай и Луций
повторили все слово в слово в ее присутствии; Ливия сделала вид, будто
плачет, и сказала, что последние три года Август сознательно пропускал
правду мимо ушей, и это было ее самой большой печалью. Несколько раз,
сказала Ливия, она собиралась с духом, чтобы поговорить с ним, но ей было
совершенно ясно, что он не хочет слышать от нее ни единого слова. "Я была