"Роберт Грэйвс. Я, Клавдий (Роман, #1) [И]" - читать интересную книгу автора

принять его низкое предложение.
Никто не сомневался в том, что Август назначит Марцелла своим преемником и
что тот не только унаследует его колоссальное богатство, но и монархию
(как иначе я могу это назвать?) в придачу. Поэтому Агриппа заявил, что при
всей его преданности Августу - а он никогда не сожалел о своем решении
поддерживать его, - существует одно, чего он как гражданин и патриот не
может допустить, а именно: наследственной монархии. Но Марцелл к тому
времени был почти так же популярен, как Агриппа, и многие юноши из знатных
семейств, для которых вопрос "империя или республика?" давно казался
теоретическим, старались снискать его расположение, надеясь получить от
него почести и важные посты, когда он сменит Августа. Эта всеобщая
готовность приветствовать преемственность единовластия, по-видимому,
радовала Ливию, но в узком кругу она сказала, что в том прискорбном
случае, если смерть заберет у них Августа или его обязанности станут для
него слишком обременительны, ведение государственных дел до того момента,
как их возьмет в свои руки сенат, должно быть возложено на более опытного
человека, чем Марцелл. Однако Марцелл пользовался такой любовью Августа,
что, хотя обычно приватные высказывания Ливии претворялись в публичные
эдикты, в данном случае на ее слова не обратили внимания, и все больше
людей добивалось благоволения Марцелла.
23 г. до н. э.
Проницательные наблюдатели задавались вопросом, как Ливия поступит при
этих обстоятельствах, но удача. видимо, была на ее стороне: Август слегка
простудился, болезнь его приняла неожиданный оборот, его лихорадило и
рвало; во время этой болезни Ливия готовила ему еду собственными руками,
но желудок его настолько ослаб, что ничего не мог удержать. С каждым днем
Август терял силы и наконец понял, что находится на пороге смерти. Его не
раз просили назвать имя наследника, но он воздерживался из страха перед
политическими последствиями, а также потому, что гнал от себя мысль о
собственном конце. Однако теперь он чувствовал, что долг предписывает ему
это сделать, и попросил у Ливии совета. Он сказал, что болезнь лишила его
способности здраво рассуждать, он согласится на любого преемника, в
пределах разумного, которого она ему укажет. Поэтому она приняла решение
за него, и Август не стал возражать. Затем Ливия позвала к его постели
второго консула, городских судей и некоторых сенаторов и всадников в
качестве представителей своих сословий. Август был слишком слаб, чтобы
говорить, но протянул консулу реестр сухопутных и морских военных сил и
официальный отчет о государственных доходах, а затем подозвал к себе
кивком Агриппу и передал ему свой перстень с печаткой, тем самым молчаливо
признав его своим наследником, пусть даже править ему надлежало в тесном
сотрудничестве с консулами. Это было большой неожиданностью. Все думали,
что выбран будет Марцелл.
И с этого момента Август стал таинственным образом поправляться, лихорадка
спала, желудок начал принимать пищу. Однако в заслугу это поставили не
Ливии, которая продолжала за ним ухаживать, а некоему доктору по имени
Муза, у которого был безобидный пунктик относительно холодных примочек и
холодных микстур. Август был так благодарен ему за его мнимые услуги, что
наградил Музу золотыми монетами в количестве, равном его весу, а сенат это
количество еще удвоил. И хотя Муза был вольноотпущенник, его произвели в
ранг всадника, что давало ему право носить золотое кольцо и претендовать