"Джулия Грайс. Изумрудное пламя " - читать интересную книгу автора

Европе своими иллюстрациями к "Биографии орнитологии", и вот такой человек
сидел с нами за столом, разговаривал, показывал свои лучшие рисунки.
И когда он сказал, что ищет художника-ассистента и: планирует уехать из
Чарлстона дальше на Юг, во Флориду, а затем на Красную Реку, в Арканзас и на
острова Тихого океана, я уже не мог усидеть на месте. Я вызвался поехать с
ним...
- И вы уехали?
- Да, в четырнадцать лет, с ним и с мастером по изготовлению чучел
птиц.
- Чучел птиц?
- Да. С прискорбием должен заметить, что мой учитель делал рисунки не с
живых птиц, а с их чучел. Это была одна из областей, в которых наши взгляды
не совпадали. Я никогда не мог смириться с тем, что прекрасное живое
существо надо убить во имя того, чтобы сделать с него рисунок.
- И как долго вы пробыли с мистером Аудибоном?
- Несколько лет. Я помогал ему делать рисунки множества птиц -
пеликанов, глупышей, нырков, бакланов. Среди них были очень хорошие. Этот
человек был удивительным и странным одновременно. Ему до всего было дело, он
был настоящим ученым-исследователем, оставаясь при этом искусным художником.
Он многому меня научил.
- Но что же все-таки привело вас на Запад? Мэйс нахмурился и отвел
глаза.
- Аудибон вернулся в Нью-Йорк, а я остался. К тому времени я уже
получил от него все, что он мог мне дать. Но я не хотел рисовать чучела
животных, мне интересно было передавать неповторимость живого существа, его
характер, грацию, повадку... Это очень не просто, Эмеральда: суметь ухватить
самое главное за те несколько часов наблюдений, которые может себе позволить
естествоиспытатель. С натуры успеваешь сделать только набросок, остальное
должно запечатлеться в памяти. Но убивать животных, если ты не собираешься
употребить их мясо в пищу, - большой грех.
В поисках новых сюжетов я приехал сюда, на Запад. Здесь я охотился,
ставил капканы, чтобы выжить, и рисовал, рисовал... Я полюбил эту землю,
полюбил так, что считаю ее родной. И у меня дурные предчувствия. Рано или
поздно люди переделают здесь все по своему вкусу, и диким животным прерий не
останется места в этом измененном, изуродованном мире.
- Но здесь так пустынно и столько земли... Я даже представить себе не
могу, что когда-то...
В глазах Мэйса отразилась боль.
- Увидишь, так будет. Пройдет всего лишь лет тридцать, от силы
пятьдесят, на глазах у одного поколения. Эти повозки - первые вестники новой
жизни. Скоро их будет больше, потом еще больше... Животным придется бороться
за выживание. Но они останутся живыми на моих рисунках. И однажды мои работы
выставят на всеобщее обозрение.
Мэйс говорил так горячо, что Эмери поверила ему.
- А что произошло с вашим отцом? - спросила она наконец. - Он все еще
работает учителем?
Лицо Мэйса подернулось грустью.
- Он умер вскоре после моего отъезда. Он был моей семьей. Теперь у меня
никого не осталось. При всех наших разногласиях он любил меня. И сейчас я
жалею о том, что слишком рано покинул дом, так и не узнав хорошенько своего