"Гюнтер Грасс. Жестяной барабан (книги 1, 2, 3)" - читать интересную книгу автора

левому борту, тянут жребий, выдумывают пароль, натачивают ножички. Но не
будем об этом. Не случилось ни политических акций, ни польско-немецкой
поножовщины, ни приличествующего данному кругу развлечения в виде хорошего,
порожденного социальной несправедливостью бунта.
Исправно пожирая уголь, "Радауна" шла своим путем, один раз - сдается
мне, это было сразу за Плоком села на песчаную отмель, но смогла
высвободиться собственными силами. Короткий, ядовитый обмен репликами между
капитаном Барбушем из Нойфарвассера и украинцем лоцманом вот и все, даже и
судовой журнал не мог больше ничего добавить. Но, имей я обязанность - и
желание - вести судовой журнал для мыслей Коляйчека, а то и вовсе хронику
дюкерхофской лесопильно-внутренней жизни, в нем достаточно говорилось бы о
переменах и приключениях, подозрениях и подтверждениях, недоверии и - почти
сразу о поспешном устранении этого недоверия. Бояться боялись оба, и
Дюкерхоф даже больше, чем Коляйчек, ибо находились они в России, и Дюкерхоф
мог запросто свалиться за борт, как некогда бедный Вранка, или - а мы тем
временем уже в Киеве - на одном из лесоторговых складов, которые так велики
и необозримы, что в этом столпотворении вполне можно потерять своего
ангела-хранителя, угодить под штабель внезапно пришедших в движение балок,
которые уже не остановишь, - угодить или быть спасенным. Спасенным благодаря
Коляйчеку, который сперва выудит хозяина из Припяти либо из Буга, который в
последнюю минуту выдернет Дюкерхофа на лишенном ангелов-хранителей киевском
дровяном складе из неотвратимо надвигающейся лавины. Ох, до чего ж было бы
хорошо, сумей я на этом месте поведать, как полузахлебнувшийся или почти
раздавленный Дюкерхоф, еще тяжело дыша и с приметами смерти во взоре, шепнул
на ухо лже-Вранке: "Спасибо, Коляйчек, спасибо!" и после необходимой паузы:
"Теперь мы с тобой квиты и забудем обо всем!"
И они, сурово-дружески и смущенно улыбаясь, чуть не со слезами на
глазах поглядели бы друг на друга как мужчины и обменялись бы робким, но
мозолистым рукопожатием.
Эта сцена превосходно нам знакома по снятым с умопомрачительным
мастерством фильмам, когда режиссеру вдруг втемяшится превратить упоительно
актерствующих братьев-врагов в друзей-соратников, которым еще суждено пройти
огонь и воду в тысяче совместных приключений.
Но Коляйчеку так и не представился ни случай дать Дюкерхофу пойти на
дно, ни случай вырвать его из когтей накатывающейся смерти под балками.
Внимательно, радея о благе родной фирмы, Дюкерхоф закупил в Киеве партию
леса, проследил, как вяжут и спускают на воду девять плотов, по обычаю
разделил между плотовщиками изрядную толику русских денег на карманные
расходы для обратной дороги, после чего сам уселся в поезд, доставивший его
через Варшаву-Модлин-Дойч-Эйлау-Мариенбург-Диршау на фирму, лесопильни
которой располагались вдоль дровяной пристани между Клавиттерской и
Шихауской верфями.
Прежде чем дать плотогонам возможность после нескольких недель
серьезнейшей работы пройти через все реки, каналы и, наконец, вниз по Висле,
я задаюсь вопросом: а точно ли Дюкерхоф был уверен, что Вранка и есть
поджигатель Коляйчек? И хочу сказать, что, пока хозяин лесопилки плыл с
безобидным, добродушным и, несмотря на известную ограниченность, снискавшим
всеобщую любовь Вранкой, он надеялся, что его попутчик никак не Коляйчек,
способный на любой дерзкий проступок. От этой надежды он отрекся, лишь сидя
на подушках железнодорожного купе. Но пока поезд достиг конечной станции,