"Карл Грасис "Закат Европы"" - читать интересную книгу автора

("пафос позы"), упадочник ("быть может, Шпенглер вовсе не пророк, а
только пациент современной Европы в безответственно взятой на себя роли
пророка" - Степун), эпигон (Франк), надлом, кризис рационализма (Букш-
пан), мысли Шпенглера - бесплодны (Франк), призрачны и бесплодны (Букш-
пан), "дразнение разума" (он же), "творчество Шпенглера как-то нереши-
тельно витает в промежутке между блазированным эстетизмом и... и пр.",
"горячий, благородный и тоскующий эстетизм" (Франк)... И с другой сторо-
ны: "это наша книга". Степун - остроумный баловник - рассуждая о Шпенг-
лере, много говорит о портрете вообще, по его мнению портрет должен быть
сразу похож и на модель и на автора; что до последнего, четыре портрета
Шпенглера в "Береге" - хорошо рисуют наших авторов, сразу видно какие
это устойчивые, крепкие и положительные люди. Любопытна та аналогия, ко-
торую проводят авторы "Берега" (да наверно и сам Шпенглер) между Гетевс-
ким и Шпенглеровским мышлением: "Гете интуитивно созерцал первофеномены
природы, Шпенглер интуитивно созерцает историю, первофеномены культуры"
(Бердяев). Возможно такое толкование этих параллельных процессов: и Гете
и Шпенглер берут каждый свою феноменальную данность, как отражение иско-
мой действительности, жизни, мира. Однако, на это приходится возразить
так: раз необходимо искать для природы и _______________
*1 Или: "Непрерывность пространства не является необходимым следстви-
ем непрерывности отдельных участков (составляющих) его" - у Кантора и
пр., и пр.
*2 Можно было бы также указать на то, что вся "трагедия" Шпенглера
просто растерянность плохой головы: - ощущение новой культуры у него
есть, но управиться с этим ощущением он никак не может.


истории объединяющий момент, их разница - и существенная - становится очевидной уже из одной этой необходимости. Дальше, первофеномен природы может служить некоторым субстанциональным субстратом созерцанию, тогда как "первофеномены культуры", явления исторические не могут быть познаваемы, как онтологические данности, под каким бы архиэстетическим соусом все это не воспринималось. Карфагеняне Флобера суть лишь эстетические организмы, лужайки Бальзака носят на себе явные следы патетического мироощущения, характеризующегося не только построительными достоинствами. И это так не потому, что Флобер и Бальзак разные люди, - возьмите грешницу и волка у Альфреда де Виньи, и вы получите те же результаты. Художественно воспринятая история есть диссолютивно воспринятая данность, обратно - художественно воспринятая природа обращается в синкретическое состояние духа, независимо от того, возможно ли вообще выделить из этого материала основной стержень суждения или нет. Наконец, эстетический историзм может быть только тропом, и тогда он только топик. К тропу вообще и сводится историзм Шпенглера. Эстетически морализующий историк, Шпенглер, - не художник, не философ, не ученый историограф, - он коллекционер ощущений, набранных профаном в этих различных областях, ощущений, ничем по существу не объединенных и потому действующих на своего держателя разлагающим образом.
У всех авторов "Берега" есть одно основное положение, нигде однако,
полностью не высказываемое: - явление может быть постижимо лишь при на-
личии духовного сродства между ним, явлением, и воспринимающей его сис-
темой. Пойдем с этим предположением в лабораторию Рентгена, впервые уви-
давшего на пластинке снимок, проецированный икс-лучами. Явление это во
всей его оглушительной новизне, - требует ли оно от случайного оператора
особой психической связи с ним или оно удовлетворяется для своего абсор-
бирования человеческим умом лишь последовательностью логики, - опыт по-
казывает, что экспериментатор в полной мере устроен вторым положением.
Нельзя же в самом деле думать, что Шпенглеровские концепции в такой мере
сложны, что для них и катодной трубки мало. Наконец опыты Майкельсона и
Морли, Лоренца и Фицджеральда, - требовали ли они ангелического подхода
к своим неизъяснимостям? - нет, они удовольствовались для проникновения
в наш разум обычными с точки зрения философа синтетическими суждениями.
Но даже и не споря с приведенным выше положением, надо всячески бороться
с обращенной теоремой: - восприятие (даже объяснение, схематизация даже)
обнаруживает существенное сродство меж воспринятым и воспринимающим.
Ведь здесь раньше всего надо спросить, - а что есть истинное восприятие
и как вы различаете истинное восприятие от восприятия неистинного? Если
это делается "интуитивно" ("мне так кажется"), то ведь этому еще позво-
лительно и не поверить, а такое сомнение в корне разрушает все последую-
щие схематизации. "Бережане" уверены, что раз Шпенглер изъясняется кра-