"Даниил Гранин. Молодая война (Авт.сб. "Наш комбат")" - читать интересную книгу автора

- Было дело, - неопределенно сказал парень.
Мы сели. Парень достал бутылку:
- Выпьете?
Тут подошел Махотин. Он взял бутылку, поболтал, понюхал, отдал мне. Я
тоже понюхал, потом посмотрел на Ермолаева и отдал ее парню.
- Дезертир? - спросил Махотин.
- Вроде тебя, - сказал парень. - Мне в госпиталь надо.
- Зачем тебе в госпиталь, оттуда тебя через неделю выпишут. А тебе тут
лафа. Один наряд - баб обслуживать.
Парень засмеялся. Он не хотел ссориться, он хотел, чтобы мы остались в
этой деревне. Он уже был в окружении под Псковом. Потом, когда они
выбрались, их долго расспрашивали - почему да как... Теперь он боялся
возвращаться. В партизаны - пожалуйста. Да и куда возвращаться?
Мы с ним тогда не спорили. Мы сидели и мирно пили чай и толковали про
немцев, и про наших командиров, и про здешние леса.
- Я бы лично остался, - сказал Махотин.
И я бы остался. Мы рассказывали друг другу, как хорошо было бы
остаться. Хотя бы на недельку. Отоспаться, и подкормиться, и помочь
бабам... Только теперь мы начинали чувствовать, как мы измотались.
Илья налил полный стакан самогонки, протянул мне:
- Раз остаетесь, можно выпить.
- Да, - сказал я, - тогда можно было бы надраться будь здоров.
- Нам сейчас много и не надо, - сказал Махотин. - Видишь, как этого
бегемота укачало.
Илья пододвинул ему стакан.
Мы смотрели на этот стакан. Кто-то прицокнул языком. Это был Саша
Алимов, мы не заметили, как он появился со своим дедом. Кругом нас стояли
бабы и ждали.
- Ежели идти, так сейчас, пока туман не согнало, - сказал старик. - Вам
шоссе переходить.
- Эх, дед, что ты с нами делаешь, - простонал Ермолаев. - Ребята,
больной я, что ж: это происходит, люди... - Он встал, чуть не плача, и
шатаясь побрел куда-то.
- Ты смотри, - сказал мне Махотин. - Похудел наш Ермолаев. За одну ночь
похудел. Загадка природы!
Ермолаев вернулся, неся все наши четыре винтовки.
Илья посмотрел на нас и выпил стакан самогона. Взяв винтовки, мы
смотрели, как он пьет, запрокинув голову. Он вытер губы и сказал нам,
хмелея на глазах:
- Пролетариат. Нет в вас корня земляного. Бросаете товарища своего.
Мы распрощались. Ермолаев обнял свою знакомую.
- Адреса нет у тебя, Таисья, - сказал он. - Вот что худо. И у меня нет.
Нет у нас с тобой никаких адресов.
Ермолаев снял пилотку и низко поклонился:
- Простите нас, дорогие товарищи, женщины и дети.
Мы тоже поклонились. Мы не знали тогда, что за война ждет нас, не знали
о мерзлых окопах, о блокаде, о долгих годах войны. Мы ничего не знали, но
мы уже чувствовали, что уйти отсюда просто, а вернуться нелегко.
Женщины смотрели на нас сухими глазами. Покорно и молча. Никто больше
не уговаривал нас и не осуждал. Таисья во все глаза смотрела на Ермолаева,