"Даниил Гранин. Ты взвешен на весах... (Авт.сб. "Наш комбат")" - читать интересную книгу автора

чтобы отвергнуть. А Митя презрел, отказался.
- От чего ж это он отказался?
- От всего.
- Не знаю, не знаю.
- От самого главного отказался.
- Чего вы темните?
Челюкин понюхал свою стопку.
- А вам зачем это?
- Сами виноваты. Великий, великий, а доказать не можете. Если великий,
так чего ж скрывать? Все это труха, - Щербаков махнул рукой, и так
решительно, что Челюкин забеспокоился.
- Допустим, я скажу вам, что Малинин скрылся, стал работать под чужим
именем, так вы ж не поверите, верно?
- От кого скрылся? Чушь какая-то. Вы серьезно? Что за смысл?
- Никакого смысла, - с живостью подтвердил Челюкин. - Абсурд, я тоже
так считал.
- Когда ж это случилось? С чего он?..
- После смерти жены. Надю знали? - Он стал рассказывать, как покойница
обожала Малинина, как строила мастерскую.
Все эти подробности в тот момент казались Щербакову лишними, только
мешали выяснить главный вопрос - зачем же от своего имени отказываться, от
такого имени?
- Вот именно, совершенно точно, - соглашался Челюкин и снова продолжал
о приезде к нему Малинина, тоскующего, ушедшего в себя.
- Стал он чинить нашу халупу на садовом участке, поселился там.
Пьянея, Челюкин распрямлялся, кончик носа его засветился красным
цветом, взгляд очистился.
- Представляете: никому не известный пожилой работяга в ватнике
приносит свои картины, а? Никто понятия не имеет, что это Малинин.
Неизвестная подпись. Да и картины-то совсем непохожие.
- Как же он мог соблюсти? Чтобы никому - ничего?
Челюкин легко отмахнулся.
- Нет, вы отвечайте, вы лично могли бы так? - и вперился маленькими
глазками, где разгорался огонек. - Вы на себя примерьте и скажите.
- А зачем мне, зачем? - выкрикнул Щербаков.
- Ха, тут много может быть. - Челюкин приставил к груди Щербакова
палец. - Чтобы никаких льгот и поблажек. Годится? Преимуществ имени и
славы - чтобы не было их. Или, допустим, чтобы отвязаться от своих
штампов. Вот вы, например, вы уже сложились. И вам надоело, вы хотите
иначе, вам надо вырваться, отвязаться от себя.
- Да вырывайтесь, кто вам мешает, только зачем от себя отказываться?
- Я его тоже про это спрашивал... Я ему говорил: художник должен самим
собой оставаться. Развивайся в любую сторону. Расти, как дерево, но чтобы
корни были одни. А если я не деревом хочу быть, говорит он, а рощей, тогда
что?
- Не понял.
- Сегодня одним, затем другим, если, говорит, во мне много разных
людей, которых можно осуществить, тогда как?
Палец сильнее уткнулся в живот. Щербаков отстранился, разговор этот
затягивал, что-то неприятное, даже опасное было в нем.