"Даниил Гранин. Клавдия Вилор (Авт.сб. "Наш комбат")" - читать интересную книгу автора

неба некуда было укрыться.
Курсанты держались, усмехались криво искусанными в кровь губами. Под
взглядом этой женщины они изо всех сил изображали бравых гусаров. Чисто
мужская гордость поддерживала малодушных. Само присутствие ее заставляло
тянуться. Нельзя было ныть, когда она рядом копала траншеи, и становилось
совсем стыдно, когда она, баба, поднимала их в атаку. Все же, что бы там
ни было, война - дело мужское, и солдат - это мужчина. Она словно бы
возбуждала тот самый воинский дух, о котором сама им рассказывала, вычитав
из старинной русской книги и запомнив эти прекрасные слова: "Истинному
воину присуще мужество и храбрость до забвения опасности, воинственность,
благородство, сознание своего долга перед отечеством, вера в свои силы, и
в начальников, и в свою военную среду".
Но тут нельзя было пережать.
Приходилось все время искать точную меру, чтобы щадить мужское
самолюбие.


"21 августа после мощной авиационной и артиллерийской подготовки
противник вынудил правофланговые части 15-й гвардейской стрелковой дивизии
отойти от совхоза "Приволжский", - говорится в истории Сталинградской
битвы. 15-я дивизия была соседом курсантского полка. Из-за ее отхода к
вечеру немецкие танки появились на стыке с 64-й армией, и курсанты
оказались в окружении.
Полк не дрогнул. Прошло то время, когда слово "окружение" у иных
вызывало панику. Курсанты продолжали вести бои, держа круговую оборону.
Через два дня кончились патроны. Вечером кухня не подошла. Еды не было. Со
штабом армии связь прервалась. Немецкие танки прорвались в расположение
пятой роты, отсекая ее от полка. Замолчал последний пулемет. Клава
бросилась туда, к командиру взвода: "Баранов, почему не стреляешь?" -
"Заело!" - крикнул он. Клава рванулась было к пулемету и упала, раненная в
правую ногу. Немецкие танки утюжили окопы. Танки были не так страшны, как
автоматчики, что двигались за ними. От танка в глубоком окопе можно
схорониться. Танкисты в самой близи ничего не видят, они "дальнозорки". А
вот автоматчики, строча перед собою, уже прыгали в окопы. Клава, лежа на
боку, начала отстреливаться, но тут ей прошило очередью левую ногу.
Все последующие действия и события запомнились в растянуто-тягучих
подробностях. Она отстегнула карман гимнастерки, вынула ротные списки
коммунистов, комсомольцев, свой партбилет, попросила Баранова зарыть эти
документы. Автоматчики приближались. За изломом окопа мелькали их каски.
Одиночные выстрелы и очередь, выстрелы и очередь. Немецкая речь. Все
громче. Автоматчики бежали и поверху, по брустверу окопов.
Клава попросила Баранова застрелить ее. Она боялась. Фашистский плен -
ничего страшнее она не представляла.
- Не говори глупостей, - сказал Баранов. - Я этого не могу сделать. -
Он не сумел увернуться от ее глаз и закричал: - Я этого не сделаю.
Слышишь? Не сделаю! Может, отобьемся!
Он стал срывать пришитую к рукаву ее гимнастерки красную звездочку -
знак политсостава.
- Выдашь себя в крайнем случае за медсестру.
Рядом оказался еще и помкомвзвода, они стреляли, стреляли, не желая