"Даниил Гранин. Прекрасная Ута (Авт.сб. "Наш комбат")" - читать интересную книгу автора

как он тащил застрявшую в грязи пушку.


В маленьком садовом домике Гете у конторки стояла специальная
подставка, обитая белой кожей, нечто вроде седла. Гете писал стоя -
очевидно, он уставал подолгу стоять и сделал себе это сооружение, он
закидывал на него ногу и так, полусидя-полустоя, продолжал работать.
- Попробуйте, - предложил мне директор музея.
Я попробовал, получилось удобно. И конторка была мне по росту. Можно
было начать писать. Например, "Фауста".

Вы снова здесь, изменчивые тени,
Меня тревожившие с давних пор.
Найдется ль наконец вам воплощенье...

И дальше, удивительные и странные строки:

Я слезы лью, и тает лед во мне,
Насущное отходит вдаль, а давность,
Приблизившись, приобретает явность.

Какое мне дело, что "Фауст" уже написан. Я бы начал его снова, теми же
словами, просто переписывал бы, и мне казалось бы, что я тоже причастен к
сочинению, это я сочинил, не полностью я, но я тоже, это про меня, про мою
давность, которая ожила, зашевелилась, тревожа меня.
За окном блестел зеленый сад. Тепло исходило от солнечного навощенного
паркета.



СТАРЫЕ ДОСКИ КУПАЛЬНИ


Человек, которого я искал, бомбил Ленинград. Рассказывали, что он
командовал авиаполком или авиадивизией. Почему-то мне казалось, этого
достаточно, чтобы я узнал его сам, прежде чем нас познакомят. Встречу на
улице и узнаю. Определю. Городишко-то был крохотный, игрушечный, вырванный
из старых немецких сказок, из рекламных проспектов, за два часа его можно
было обойти от окраинной кузницы до туристского пансионата. В таком
городке трудно было не встретиться. К полудню многие прохожие уже
приметались. Я мысленно проверял каждого встречного. Должна была остаться
выправка кадрового военного, следы былой власти, положения, конечно,
виноватость, раскаяние или затаенность. Какая-то печать "бывшего". Правда,
я знал только наших бывших. Я привык узнавать их среди стариков, что
заполняли скамеечки Михайловского сада. Старики сидели компаниями, листали
газеты, играли в шашки, некоторые дремали на солнышке. Старики были
разные, ухоженные и одинокие, крепкие и больные. Следы перенесенных
инфарктов сквозили в их замедленных движениях. Инсультные руки с
глянцевитой кожей сведенных пальцев, багровые лица, вздутые вены, - в
старости люди становятся куда более разными. Они как проявленные,