"Даниил Гранин. Прекрасная Ута (Авт.сб. "Наш комбат")" - читать интересную книгу автора

государство, добровольно избравшее смерть.
- Почему? - сказал я. - Мы не были самоубийцами.
Я пробовал ему объяснить, как это было.
- Представляю себе, как вы должны ненавидеть немцев, - сказал он.
Мне хотелось ответить ему совершенно честно, и я понял, как это сложно.
"Нельзя отождествлять немцев с фашистами. Мы ненавидим фашизм. Народ не
может быть плохим, немецкий народ дал миру..." - и далее в том же роде. Но
тут же я раньше него задавал вопрос: "Но кто же, если не народ отвечает за
фашизм?" И тогда начинался старый, безвыходный спор.
Ненавижу я до сих пор?
Не могу простить?
Не могу забыть?
"Простим, но не забудем" - так написано было на одном из французских
памятников.
Я задумался и пропустил начало его рассказа. Мистер Д. рассказывал, как
с какой-то делегацией он приехал на Пискаревское кладбище. Ему выпала
честь возложить венок к подножию памятника. В группе были немцы, один из
них обратился к мистеру Д. с просьбой дать им венок, они хотят возложить
венок на этом кладбище.
- Не сразу я решился на это, - рассказывал мистер Д. - Но я подумал,
что немцам это нужнее, чем нам. Я передал венок немцу. Вы знаете, там надо
пройти всю главную аллею до памятника. Немец, очевидно, понимал, что это
будет нелегкий путь. Мы шли мимо насыпей - могил. Мы смотрели на могилы и
на него. Он сам подставил себя под наши мысли. Это был мужественный
человек.
- Не знаю, - сказал я.
- Войдите в его положение, как еще он мог выразить свое отношение?
- Позвольте, я расскажу вам другую историю.


_Вторая история_. Услыхал я ее в Берлине, от моего друга Отто Г. Он
тоже в составе какой-то немецкой делегации приехал в Ленинград, и они тоже
посетили Пискаревское кладбище и взяли с собой цветы. Все происходило так
же, с одной лишь разницей - Отто Г. не пошел на кладбище. Он остался у
входа ждать своих спутников. А между тем он имел, наверное, большее право,
чем все остальные, идти по этому кладбищу и возложить цветы у памятника.
Он старый коммунист, в годы фашизма сидел в концлагере, он один из
тельмановской гвардии. Почему он не пошел? Не мог, сказал он мне. Не мог,
хотя, казалось бы, лично его совесть была чиста. Он не мог - вы это
понимаете?
- Да, - подумав, сказал мистер Д. - Может, следует предпочесть вашего
немца.
Я смотрел на ночной город и ничего не видел.
- Черт возьми, мы все испортили, - довольно грубо сказал я, но мистер
Д. не обиделся.
Не было смысла дальше стоять здесь. Мы спустились в бар и еще выпили.
Кажется, мистер Д. больше не улыбался, но теперь это меня не занимало.
Меня вообще больше ничего не занимало ни в этом отеле, ни в этом городе. Я
отказался поехать в Лахор. Войдя к себе в номер, я включил вентилятор и
включил эркондишен. Постель была влажной. Я лежал и думал о том, что вряд