"Даниил Гранин. Неизвестный человек (Повесть)" - читать интересную книгу автора

- Как же, опереться! Прилепиться вам всем надо! Прикрыть срам свой! -
закричал Витяев. - Не позорьте родов российских!
Ильин лишь улыбался, ему хотелось подойти, погладить эту ушастую
лохматую голову.
"Все правильно, все верно!" - чуть было не сказал этого, но почему-то
удержался. Словно тяжкий груз свалился с него, теперь только он
почувствовал, как ему было тяжело, он даже расправил плечи, поднял голову.
Спускаясь по витой железной лестнице, Альберт Анисимович говорил:
- Гневный человек наш Витяев, от него всем достается.
- Из пострадавших?
- Наоборот. Отец его в трибунале заседал, мясорубку вертел. Сын вот
таким образом страдает.
- Но злоба какая. Страдаешь, так добрым будь.
Альберт Анисимович остановился, не оборачиваясь, сказал:
- Вот оно, действует... Вы не цыкнули на него. Раньше бы цыкнули.
В вестибюле, прощаясь, он смотрел на Ильина издалека, откуда-то из
своей астрономической дали.
- Правильно. Люди мучаются, когда у них есть выбор. А у нас выбора нет.
Чем сильнее вера, тем меньше выбор... - Это было непонятно и не очень
беспокоило Ильина. - Радует ли? - угадал Альберт Анисимович. Затем вздохнул.
- Может, и обойдется, дай-то бог, чтобы миновало.
Нет уж, хватит с нас намеков и предсказаний. Ильин не стал
расспрашивать. Для него все прояснилось, все вновь стало просто -
Немировский, Карташов и никаких Ильиных. Он шел по Невскому летящей молодой
походкой, разглядывал встречных женщин - верный признак свободы и
довольства...
На заседании техсовета посреди доклада руководителя проекта Ильин
поднялся и вышел из зала. На лице его оставалось участливое внимание, он
прошел к себе в кабинет, набрал номер телефона в Боровичах. Мачеха была
дома. Ильин спросил ее, как девичья фамилия его матери. Мать умерла, когда
ему было пять лет. Мачеха усыновила его, и он привык считать ее матерью.
- Зачем тебе? - обеспокоенно спросила мачеха, и этот пересохший от
волнения голос вызвал из небытия старые-престарые страхи.
Мачеха появилась в их доме спустя полтора года после смерти матери. Она
мало что знала о прошлых их горестях, не хотела знать, она была из-под
Пскова, натерпелась в оккупации, да и после, так что у нее хватало своих
бед. В детской памяти Ильина смутно хранилось, что мать высылали из
Ленинграда, сделали лишенкой, что как-то потом она вернулась через Боровичи,
где у отца жили родители. Подробности той истории он никогда не знал, о
матери вспоминать избегали, это была запретная тема. Не осталось ее
фотографий, лица ее Ильин не помнил. Мачеху он всегда называл мамой, про
мать же думать забыл.
Мачеха фамилии матери не знала, не то чтоб забыла, никогда не знала и
не ведала, попробует написать шурину, может, он помнит.
- А что, у тебя неприятности? Да когда ж это кончится... - и она
заплакала. Он еле успокоил ее. Прежние страхи накинулись на нее, собственные
и отцовские страхи, которыми он заражал всех. Он боялся говорить о политике,
но оказалось, что и все другое могло быть использовано как политика, его
тревожили то хмурый взгляд парторга, то какой-то посторонний вопрос
начальника смены. Как будто ему вспрыснули, привили страх. Высокий,