"Даниил Гранин. Картина" - читать интересную книгу автора

ощущал даже тяжесть волос.
...Те зимы, когда мальчишками они катались здесь на санках, неслись
вниз до самой реки. Назад в гору бежали наперегонки, обливаясь потом,
пыхтя и ликуя от своего изнеможения. Усталость была как отдых.
Услышал позади себя шаги, его догоняли, но он не поверил, не обернулся.
Тучкова взяла его под руку, он продолжал так же медленно идти. Головы
не повернул. Таня почти висела на нем, переводя дыхание.
Не надо было спрашивать, как она нашла его, откуда она узнала, что он
свернул на Горную, ничего этого не стоило касаться, Лосев только
чувствовал горячую тяжесть ее тела и как там толчками стучало ее сердце.
"Значит... значит вы не поверили ему, верно, не поверили?" - твердил он
благодарно, твердил не вслух, про себя, потому что вслух он не мог ничего
произнести. Если бы он заговорил, черт знает что вырвалось бы у него.
Хорошо, что он сдержался, придавил свои чувства. Подавить
признательность - это труднее, чем подавить гнев. А что, как дал бы себе
волю? Что бы он наговорил, куда бы понесло.
Впервые, однако, хваленая его сдержанность не обрадовала. Сколько было
в жизни Лосева таких вот остановленных порывов. Куда они могли повести, в
какие несостоявшиеся жизни? Лосев и вообразить их не мог. Подобные порывы
появлялись в последние годы все реже. Чем Лосев, как человек деловой, был
доволен. Постепенно он привык подчиняться другому, не теряющему головы
Лосеву, что появлялся в нем в подобные минуты, останавливал, подсказывал,
что положено, а чего не следует делать... Лосев признавал его власть и
только сейчас, по крайней мере так ему казалось, почувствовал, как он
недоволен, связан.
Тучкова между тем бранила Костика. Доказывала, как Костик глуп, не
прав, не умеет понимать людей, какой он нетерпимый, ограниченный в
чувствах своих человек, поэтому не умеет любить, душевный инвалид,
калека... Слова ее утешали. Обида таяла. При чем тут любовь, Лосев не
уловил, но сейчас это было не важно, важно, что Тучкова переживала за
него, негодовала, осуждала Костика.
Она все еще не могла отдышаться. Лицо ее влажно блестело. Он радовался
ее словам и не верил - а что как она говорит затем, чтобы успокоить. На
самом же деле она по-прежнему расположена к Костику, они заодно и
останутся друзьями... Довольно грубо он высказал все это.
От удивления губы ее округлились колечком, она вдруг тихо рассмеялась.
С этой минуты Тучкова обрела какое-то преимущество. Хоть и сбиваясь с
дыхания, она по-учительски четко объясняла, что у Костика нет родных и она
заботится о нем, тем более теперь, когда дело дошло до милиции, что у
Костика трудный характер, который может завести далеко. Выросши без отца,
Костик прилепился к Поливанову, внимал ему, гордился домом поливановским.
Полгода он готовил модель предреволюционного Лыкова, пока что на бумаге, в
ортогональной проекции. Когда _все это_ случилось, он переживал _ужасно_,
"лодка оказалась бумажной, мрамор картоном...". В тот день Лосев,
оказывается, всем им нанес удар, и непоправимый. Он тронул одну ветку, а
закачались десять. И она, Тучкова, тоже была в отчаянье, а Костик, тот
напился и сжег свою работу. Принес ее к Поливанову и у него в саду сжег.
Он максималист, все делает истово, с Поливанова он перенес свои чувства,
влюбленность, на Лосева, притом еще в отместку Поливанову и с вызовом
всему белу свету...