"Даниил Гранин. Картина" - читать интересную книгу автора

ни вычислить, ни доказать, - мы только то, что получилось, мы не можем
узнать, что могло из нас быть, если бы...
Катастрофа произошла непредвиденно, как и положено катастрофе. Сигналы,
конечно, были. Задним числом Лосев вспоминал - Конюхов его неоднократно
предупреждал: "Не рви постромки! Куда мчишься, ноги переломаешь". Он был
философ: "Личность не должна форсировать ход развития. Все, что следует,
произойдет само собою. Зачем надрываться и перенапрягать систему?.." И
далее шли более конкретные предупреждения. Но Лосев только посмеивался. Он
вмешивался в распределение жилплощади, защищая интересы своих строителей,
он прижал торговых работников за разбазаривание стройматериалов и
отказывался посылать кой-кому строителей на квартиру - белить, оклеивать,
он не давал фанеры, плиток - словом, совершал всякие принципиальные
поступки, которые мало помогают реальным отношениям и не положены
заместителю председателя.
На него написали несколько анонимных писем, с цифрами, датами,
фамилиями, обвиняли в нарушениях финансовой дисциплины, самоуправстве,
нехороших разговорах в адрес начальства. На письма отреагировали быстро,
все покатилось по отлаженной схеме: прибыла комиссия, документы оказались
подготовленными, свидетели давали нужные показания, нарушения были найдены
и дело двинулось в путь-дорогу.
Никаких мер Лосев не принимал, с комиссией объяснился высокомерно;
считал ни-же своего достоинства опровергать анонимки, искать защитников,
ехать в область протестовать.
К тому же Конюхов успокаивал, благодушно и уверенно подмигивая, как
будто что-то знал: только не суетись, разберутся, всякая суета роняет
престиж.
В разгар всех этих дел Лосева вызвали в Москву. На какое-то
малозначительное совещание, но вызвали категорически. После совещания
Фигуровский повез Лосева к себе. Оказалось, он прослышал лыковские дела и
хотел составить свое мнение. Расспрашивал придирчиво - и про Конюхова, и
про остальных сотрудников, что-то сопоставлял, щурился, прицокивал, пока
не убедился, что нарушения обыкновенные, неизбежные у каждого
руководителя, который хочет строить, а не рапортовать. Нарушения эти можно
и не заметить, можно за них получить выговор, а можно и передать дело
прокурору. Все зависит от _местной обстановки_... Где-то тут находился
больной пунктик Лосева, и Фигуровский безжалостно, как врач, нащупывал,
надавливал, вызывал яростный крик - и прекрасно, что к прокурору! Если уж
на то пошло, Лосев хотел пойти под суд, он жаждал публичности, открытого
боя.
Обстановка меж тем складывалась неприятная, не в пример Конюхову
Фигуровский придавал делу серьезное значение. Кстати, Конюховым тоже не
следует обольщаться, потому что именно Конюхов, когда его запросили,
согласился с анонимками.
Появлению комиссии предшествовали всякого рода переговоры, о которых
Лосев не подозревал. И все это какими-то сложными ходами было связано с
самим Фигуровским, положение которого в очередной раз пошатнулось.
Надвинулась новая опала, и то ли хотели Лосева подверстать - вот, мол,
кого Фигуровский рекомендовал, то ли в Лыкове узнали, что защищать Лосева
некому...
Лосев не понимал, кому он мешал. На каком основании на него ополчились?