"Даниил Гранин. Картина" - читать интересную книгу автора

офицером и двигался бы по военной линии. Повздорив со своим лейтенантом и
сидя на губе, Лосев вычислил, что, когда он окончит училище, его лейтенант
станет майором, а он всего лишь лейтенантом и опять вынужден будет
тянуться перед ним и выслушивать его идиотские придирки. В училище он не
пошел. Армия лишилась, по его словам, _лучшего_ генерала.
Самолюбие, самомнение, то есть характер? Или же судьба, замаскированная
случайностью? В последний момент его всегда что-то останавливало, какая-то
осечка, запятая, не давая уклониться от жизненного пути, о существовании
которого он не подозревал.
Председатель исполкома Конюхов, человек больной, пьющий, втолковывал
Лосеву, своему заму, золотое правило, проверенное всей его номенклатурной
жизнью: "Чем меньше ты делаешь, тем меньше тебе надо делать". Лосев
воспринял это правило в другую сторону. Чем больше он делал, тем больше
дел наваливалось на него. И ему это нравилось. Ему все было мало. Новая
должность давала власть, а власть открывала возможность действовать: не
обсуждать, не критиковать других, не сетовать - самому работать. Он взялся
за ремонт магазинов, возобновил прокладку канализации, заложил еще три
жилых дома, для этого понадобилось навести порядок с грузовым транспортом;
выяснилось, что машинам нужна ремонтная база, что требовало прокладки
кабеля, строительства трансформаторной подстанции; не хватило песка -
пришлось заняться карьером, прокладывать туда дорогу... Дела налипали, как
снежный ком. Он не отступал, он не представлял себе, что может столько
работать. Его выручал нюх на неполадки - странная способность - он
появлялся на стройплощадке как раз тогда, когда кончался цемент или прораб
подавал заявление об уходе. Стоило тронуть, тряхануть городское хозяйство,
как все стало расползаться, трещать, повсюду обнаруживались прорехи:
износилась котельная, не хватало мощности водопроводу. Вдруг пришли в
аварийное состояние общежитие и дома на главной улице. Выяснилось, что в
конторах днем никого нет, телефоны работают плохо, машинистки безграмотны,
приказы теряются. Долгое время он избегал кого-либо снимать и наказывать.
"Ни вы, ни я не знаем, какой вы работник, - твердил он каждому. - Потому
что вы еще не работали по-настоящему. Может быть, вы гений. Поработайте,
станет ясно". От его слов никто не возьмется за работу - это он понимал, -
их могут заставить работать только обстоятельства. "А обстоятельства
создам я. Вот тогда выяснится, на что вы годитесь". До тех пор пока он
крутил ручку, они работали. Это был его "ручной труд", сами они не
запускались, ему понадобились годы, чтобы научиться находить у людей свои
моторчики.
То был, может, наивысший взлет его жизни. Счастьем было полагать, что
все зависит от него, что он может обеспечить людей жильем, благоустроить
город, привести в дома воду, канализацию, тепло. Ощущение могущества
переполняло его, могущество возможностей: хватит у него сил, энергии - и
все будет, все появится.
Утверждали, что Лосев такой потому, что у него есть рука в Москве, ему
хорошо, он может себе позволить. Фигуровский, конечно, способствовал
первоначальному, так сказать, выявлению, первоначальному толчку, но скорее
всего Лосев все равно выбрался бы на эту стезю, ибо способности его как
нельзя лучше подходили для этой должности.
Что было бы, если бы... - извечный вопрос, который, к сожалению, нельзя
проверить ни в одной человеческой судьбе. Никакого опыта нельзя провести,