"Даниил Гранин. Картина" - читать интересную книгу автора

произнесла. Какие-то две женщины остановились, заговорили с ней. Она
распрямилась, увидела Лосева, идущего к ней, но виду не подала. Лосев
замедлил шаг, выжидая. Неужто Любовь Вадимовна знает, почему он не
попросил за нее у Каменева? Никто этого не мог знать, но Лосев думал о
том, что раз она знает, то расспросы его будут фальшивы и Любовь Вадимовна
уличит его во лжи. При всех уличит, сама смутится, она всегда смущается,
когда говорит с начальством, и все равно уличит, ввернет при этом
какое-нибудь надменное "напрасно вы...". Представив это, Лосев
остановился. Он привык к тому, что в городе его ловят, иные хватают прямо
за рукав, заглядывают в глаза, ищут его внимания. С какой стати он должен
объясняться, оправдываться? Чего она себе воображает, замшелая эта коза?
Он руганул ее еще крепче, но и это не помогло. Ощущение вины не проходило.
И уйти он не мог, и подойти не мог. Стоял в мокрых закатанных штанах,
тапки под мышкой, небритый, сопящий, по-бычьи тупо уставясь перед собою. С
каждой секундой положение его становилось глупее. Уши его горели. В каком
виде ты возвращаешь книжку, Сергей Лосев! И сам-то хорош, погляди на
себя... Если б она произнесла что-либо подобное. Как когда-то. Подумал,
как это непоправимо. Ничего не могло вернуться. Мимолетные наплывы детства
ничего не значили, он семидесятикилограммовый мужик, а Любовь Вадимовна
пожилая, сморщенная...
Она не отвернулась, не занялась своим бельем, не опустила глаза. Без
жалости она продолжала смотреть на него, и обе женщины также смотрели, как
он неуклюже попятился, отступил, повернулся, взгляды их жгли ему спину.
Дома перед зеркалом, когда он брился, фразы одна другой ловчее
приходили ему на ум. От этого он только пуще злился, не на себя, на нее.
Лучше бы она его изругала, накинулась бы на него при этих бабах,
совестила, грозилась. Куда лучше, чем колючая эта гордость, самолюбие этих
вроде бы зависимых, безвластных, но мнящих о себе интеллигентов. Такое
утро ему повредили. Как он ни берег это утро, все же попала отрава.


В его биографии можно найти несколько несостоявшихся вариантов жизни. У
каждого человека есть позади случай, когда он мог выбрать иную профессию,
сойтись с другой женщиной, жить в другом месте. У Лосева еще в школе была
возможность пойти по музыкальной части. Он хорошо играл на гитаре, отец
уговаривал его учиться дальше, тем более что имелись кое-какие связи через
культпросветработу. Вместо этого Лосев поехал в Ленинград в университет
сдавать на физический факультет. Он решил стать атомщиком. Только потому,
что это было модно. Конечно, он провалился, не мог решить ни одной
задачки. Неудача его обескуражила, и в отместку себе он поступил
водопроводчиком в жилконтору. Работа была грязной и легкой, денежной и
жалкой, потому что то не было прокладок, то переходников, надо было
побираться, врать, выпивать, халтурить, обирать жильцов, которые, между
прочим, считали его простаком, опекали как неиспорченного, добросовестного
провинциала. С тех пор научился пользоваться своей открытой физиономией,
огромной улыбкой, детской нескладностью.
Слава привлекала его больше денег. Это было не тщеславие, скорее
честолюбие. В армии он служил в танковых частях и был лучшим
механиком-водителем. Не просто отличником, а именно _лучшим_. Его хотели
направить в офицерское училище. Все шло к тому, чтобы он стал кадровым