"Даниил Гранин. Картина" - читать интересную книгу автора

несколько шагов, он сообразил, обернулся. Женщина спускалась вниз, к
мосткам, держа большую корзину с бельем. Брезентовая куртка скрывала ее
фигуру, обычно затянутую в темный костюмчик, а на пышных ее волосах всегда
была шляпка, кепочка, что-то такое симпатичное. Здоровалась она всегда с
радостью, открываясь навстречу своей мягкой улыбкой. Была она некрасивая,
от этого застенчивая, но у себя в библиотеке чувствовала себя уверенней, и
он еще мальчиком с каким-то стыдным удовольствием смотрел, как она
двигается среди тесных стеллажей библиотеки, задевая их грудью. У него
была тогда влюбленность и такая, что однажды взял и полил чернилами ее
столик. Поступка этого он сейчас совершенно не понимал, но помнил, как он
торопился читать книгу, чтобы скорее снова прийти в библиотеку. С годами
фигура ее стала тяжелой, угловатой, но произошло это постепенно, и Лосев
до сих пор различал в ней застенчивую некрасивую девицу. Была она с
Украины, муж ее, подводник, погиб под конец войны, и она так и осталась
здесь. Теперь Любовь Вадимовна заведовала Городской библиотекой, оформляла
всякие выставки, снабжала литературой. Несколько месяцев назад она
прислала по почте заявление о прибавке зарплаты. Лосев сразу отметил, что
сама не зашла, хотя не раз приходила по чужим делам, и он принялся было
хлопотать, пока не выяснилось, что для этого надо либо найти персональную
ставку, либо переводить библиотеку в повышенную категорию. Областное
начальство попросило отложить вопрос - и он отложил, мало ли приходилось
откладывать. Сейчас он вспомнил, что с тех пор он добился уже нескольких
прибавок, а с Любовью Вадимовной все откладывал, зная, что от нее никакой
кляузности не произойдет, слишком она деликатна для этого. Что ни говори,
получалось, что прежде всего удовлетворял он тех настырных, нахрапистых,
кляузных, которых не уважали, но от которых могли быть неприятности.
Однажды она подала заявление на садовый участок и то страдала, мучилась,
овечье-вытянутое лицо ее пылало, голос затих так, что не разобрать было,
чего она бормочет. Таким отказывать легко, они все понимают, они готовы
вникнуть во все трудности. Да и куда она денется. Она была из тех
активистов, которые преданы городу и работе так, что их можно и не
поощрять, и думается о них в последнюю очередь. Как Лосев ни пытался
изменить дурацкое это правило, оказывалось, что все-таки квартиру надо
дать такому-то, потому что в ответ на его жалобы звонили из области, а за
другого боялись, что он запьет, а прибавку надо было прорабу, который
грозился уйти на завод... И почти всякий раз люди, подобные Любови
Вадимовне, отодвигались...
Она не успела потушить свой взгляд, он застал ее врасплох, но в том-то
и штука, что она не смутилась, не отвела глаз, она преспокойно продолжала
смотреть на него с тем же холодным, несвойственным ей выражением. Можно
было подумать, что это враждебность. Но откуда, за что? Да и нельзя было
представить себе Любовь Вадимовну враждебно настроенной... Недавно еще он
встретил ее в горкоме, и они, как всегда, поздоровались и улыбнулись.
Он смотрел сверху, как она опустилась на колени на мокрых мостках и
полощет белье. В городе все давно уже сдавали белье в прачечную. По
крайней мере, большую часть жителей новая механическая прачечная успешно
обслуживала, его злило то, что Любовь Вадимовна, заведующая, депутат,
полощется тут, как простые бабы сто лет назад.
Чертыхаясь, он стал спускаться к ней. Враждебность Любови Вадимовны
задела его. Он хотел услышать от нее - в чем дело, чтобы сказала,