"Даниил Гранин. Картина" - читать интересную книгу автора

Обычно Лосев приступал к новому дню с нетерпением, даже азартом.
Сегодня же нетерпения не было, была почему-то грусть и неохота покидать
это место.
В доме Кислых заговорило радио. Распахнулось окно. Кулик убежал,
подрагивая хвостиком.
Вдруг в глаза Лосеву бросился маленький белый колышек. Он торчал между
ивой и серым валуном, выставился напоказ желто-белый, как обломок кости.
Вид его был Лосеву неприятен, напомнив, как когда-то в разодранной мотором
руке он увидел пугающе белое и понял, что это его собственная кость.
И тотчас за этим колышком полезли из земли другие. Белыми тычками они
зарябили до самого дома Кислых и дальше сворачивали под углом, очерчивали,
отмеряли, замыкая какой-то контур. Лосев отлично знал, что это все
означает, но притворился, что не знает, он не желал понимать. Хотя успел с
тоской и страхом подумать: "Уже!" Только это слово мелькнуло где-то в
глубине, но он сделал вид, что его не слышал.
Вверх, на откос, он поднялся по теплой, нагретой стежке, по изволоку,
как говорили прежде.
Поверху, обгоняя его, пробежало несколько человек в тренировочных
костюмах, последним бежал в цветастых трусиках мастер с кожевенного
завода. Он оглянулся, кивнул Лосеву красным своим, потным лицом. Лосев и
понятия не имел, что столько народу бегает по утрам.
- Это хорошо, это хорошо, - напевал он.
А, собственно, чего он боялся? Да-да, нет-нет! Чего тянуть! Подумаешь -
колышки, - подначивал он себя. Мокрые штаны шлепали по коленям. Он засунул
пальцы в рот и свистнул вслед бегунам. Снова получилось. Он гордился своим
умением. Все его опасения, расчеты, все, что казалось столь неодолимым,
все упростилось - в самом деле, что ему грозит в самом крайнем случае? Ну
упрекнут, ну откажут, да разве это важно, важнее попробовать сохранить
участок. Все-таки проект, который привиделся ему, стоит того. Жаль, если
он останется несбыточным, как у Ивана Жмурина. Конечно, хорошо было бы
отстоять заводь, чтобы было куда приходить, видеть поднимающееся солнце и
как меняются краски, как ало-красное тает, блекнет, насыщается золотом,
тени укорачиваются и матовый горох росы съеживается на листьях. Обидно
мало таких минут выпадает в жизни, по крайней мере, у него было их
немного, и это неправильно.
А не получится, не выйдет - ну что ж, к нему претензий быть не может.
Он попытался. "Попытка не пытка, а спрос не беда", а попадет ему - тоже
неплохо: все знать будут, за что пострадал. Та же Тучкова - поймут,
сочувствовать будут...
Он почувствовал себя решительно, бодро, не стесняясь, шел босиком,
ощущал, как ловко ступают его ноги, перекатываются с пятки на носок, и как
слаженно срабатывают там все мышцы, косточки, жилки. Так бы всегда, рано
вставать, бегать, смотреть красоту, ничего не бояться, думать то, что
советует душа, проверять себя восходом и птицами... И до того Лосеву было
сейчас свободно и ясно, что он пожалел отца, когда-то жившего здесь
утаенно, в опасениях и страхах.
Так бы он и следовал до дому, если бы, подняв голову, не встретил
взгляд из-под надвинутого серого платка.
Глаза следили за ним хмуро, с упорным, злым выражением. Женщина
кивнула, буркнула что-то неразборчиво; Лосев машинально ответил. Пройдя