"Даниил Гранин. Картина" - читать интересную книгу автора

деревянном бараке... Свекор пристает, дерется, сил больше нет, не дадите,
повешусь, не шучу, увидите, что повешусь, жить так больше не могу... Муж
развелся и привел к себе другую женщину, и все в той же комнате, где дети
и старики родители... Он успокаивал, обещал, начинал что-то выкраивать, но
являлся, например, главный врач роддома, того самого, который строился, и
заявлял, что ему предлагают отличное место на Урале, в новом городке,
отдельный коттедж и прочее, но он готов остаться, если ему дадут
трехкомнатную квартиру. Что было делать? Это был отличный врач, его нельзя
было отпускать. Лосеву кричали, что его врач шантажист, хапуга, что он не
смеет, но все было пустое, хочешь не хочешь, приходилось давать
трехкомнатную - и все рушилось, все расчеты, обещания, все шло прахом. Он
и сам готов был озлиться на врача, но за что? Двое сыновей и жена - почему
им отказаться от коттеджа, с какой стати? Потом шла коллективная жалоба на
председателя горисполкома, который не выполняет обещание, улучшает
жилищные условия кому-то, за счет очередников, за счет инвалидов войны...
Жалобу рассматривали, его вызывали, его предупреждали - как же ты мог, да
это же нарушение, да надо было... И он слушал, и соглашался, и обещал
учесть, и ему все же записывали, потому что не отреагировать было нельзя.
Он замечал, как портятся люди от долгой тесноты и скученности,
постоянно раздражаясь от общей кухни, общего умывальника, невозможности
уединиться. Во сне его иногда мучили кошмары - вспученные людьми
деревянные дома, крыши приподнимаются, шевелятся, доски трещат. Из окон
выпархивают дети, в дверях висят жильцы, как в переполненном трамвае...
Как ни странно, отказывать порой бывало легче, чем давать. Случалась
короткая вспышка радости, когда кто-то из страждущих наконец получал, но
сколько перед этим он изводил себя и свой аппарат, требуя установить все
за и против, почему этому, а не тому, и кому нужнее; он жаждал взвесить на
непостижимо точных весах справедливости то, что невозможно взвесить -
болезни, ссоры, или что хуже: плесенная сырость стен, или темнота
полуподвалов, или холод из щелей временной кладки; всякий раз его
озадачивал неразрешимый выбор - старики, которые под конец жизни заслужили
дожить спокойно, в сухой просторной квартире, или же молодые, которые
устают на работе, которым когда же, если не сейчас, наслаждаться... Беда в
том, что знал он их всех - и стариков, и молодых, - город был слишком мал.
Бывали дни, когда он впадал в мрачность - ему казалось, что он кругом
виноват, он не мог пробить ассигнования, не мог столковаться с
домостроительным комбинатом, не мог найти плотников.
Нет, из всех желаний, из всех чудес мира он выбрал бы только _лишний_
дом, построенный впрок, с опережением, - сказочный, неразменный рубль.
Когда-нибудь в Лыкове появится такой дом. Сбудется его мечта - для
какого-нибудь другого мэра.
В конце моста у фонаря стоял незнакомый лохматый парень в нейлоновой
стеганке. Шея его была повязана шарфом.
- Дай закурить, - сказал он.
- Так не просят, - сказал Лосев, глядя на него в упор. - Дайте,
пожалуйста! - И прошел мимо.
Тропка повела его над косогором, вдоль сараев, огородов, дощатых
нужников, курятников, железных гаражей. Кусты жимолости отряхивали на него
крупную росу. Один за другим на крутизну выдвигались старые дома, бывшие
особнячки, украшенные резьбой, за ними и поновее кирпичные одноэтажные