"Даниил Гранин. Картина" - читать интересную книгу автора

разные стороны - про старые церковные книги, которые собирал Поливанов,
про последние раскопы археологов на подворье монастыря, про дожди и
яблоки.
Перешли на веранду. Костик и Рогинский помогали носить посуду. Лосев
хотел было сесть рядом с Тучковой, оказалось, что это место Костика, во
всем тут поддерживался заведенный порядок; видно, часто собирались, шла у
них какая-то своя жизнь, Лосеву неизвестная. Казалось, он знал все самое
существенное, что совершается в городе. На самом же деле подспудно, в
глубине струилась жизнь непредусмотренная, о которой он и понятия не имел.
Загорелые обнаженные руки Тучковой летали над столом. Блестел улыбчивый
ее рот. Лосев ни разу еще не видел ее такой. "Красивые руки. Ишь
размолодилась", - подумал он с обидой. Он выпил водки, чокаясь одинаково
приветливо со всеми. Когда чокался с Тучковой, она посмотрела на него
смело, без той распахнутости и восторга, скорее с любопытством. Ей
интересно было видеть Лосева в непривычной обстановке, она тоже
сравнивала. Она и понятия не имела, что когда-то он был завсегдатаем этого
дома, тоже ходил и пивал чаи. Эти молодые воображали, что они тут первые,
и Поливанов поддерживал их в этом.
Конечно, в доме многое переменилось. Раньше у Поливанова скрипели
расшатанные табуретки, Лосев и не смог бы вспомнить ту мебель, никто не
обращал на нее внимания, всюду царил тот послевоенный ералаш, когда умели
спать где придется - на полу, на сенных тюфяках, ели из алюминиевых мисок
за кухонным столом. За каким угодно столом, было бы что поесть.
Сейчас свирельно напевал желтый фигурный самовар, сияя начищенными
медалями, чашки стояли разноличные, каждая произведение искусства, сахар
раздобыли откуда-то крепкий и кололи его старинными узорчатыми
длинноручными щипцами. Пили вприкуску. В деревянном резном блюде лежали
теплые кокорки, ржаные, с картошкой, каких и в деревне уже не пекут. Водка
была в екатерининском штофе темно-синего стекла с вензелем. Стояла крынка
с топленым молоком, горшок с творогом. Крынка была с зеленоватой поливой,
такие Лосев смутно помнил с детства и потом изредка видел в глухих
деревнях. Празднично вкусно пахло, хлеб лежал на расписной доске, варенье
накладывали серебряной ложкой с витой ручкой. На подставе солонки горела
надпись "Без соли стол кривой". Все было здесь стародавнее, позабытое, и
каждая вещь вроде бы радовала Лосева, а все вместе раздражало, и чем
дальше, тем сильнее.
Смертный вид Поливанова вдруг перестал саднить, словно всегда были эти
запавшие щеки, этот проступивший сквозь восковую кожу череп. Нынешний
Поливанов отделился от того, памятного, и Лосев слушал его рассуждения о
том, как истребляют в Лыкове старину, все неуступчивей. Разговоры эти
Лосеву давно обрыдли, страсть к старине, вспыхнувшая в последние годы,
раздражала его какой-то крикливостью - наподобие этого сервированного под
старину стола.
- Уверяют меня, что не желаешь ты дом Кислых сносить, - сказал
Поливанов.
Лосев не откликнулся, промолчал.
- Ну что ж, святое дело сделаешь. Пора тебе за ум взяться. Да только не
верю я.
- Чему не верите?
- Сейчас у нас, конечно, не модно старину рушить. На словах все