"Даниил Гранин. Картина" - читать интересную книгу автора

Щеки ее побелели, указка в руке дергалась. Савкин набрал было воздуха,
но военком толкнул его предостерегающе и Лосеву тоже подмигнул. Однако
Лосев хоть и любовался Тучковой, но забеспокоился - она могла все
испортить, и себе, и общее хорошее впечатление, а главное, все те
последующие дела, какие предстояло решать с Каменевым.
Путаные морщины на лице Каменева стали твердеть, он засопел, запыхтел,
шея его борцовски вздулась. В такие моменты он становился груб, беспощаден
и - что хуже всего - долго потом не забывал своего гнева. Но тут он
насильно улыбнулся, проговорил как можно благодушнее:
- За что же сразу в ружье? Я ведь думаю, как лучше.
- Кому лучше?.. И что вы думаете, это как раз неизвестно. Вы же большой
человек, всей культурой ведаете, должны вы как-то отозваться на эту
стройку. Почему вы боитесь слово промолвить? Ведь точно боитесь? Думаете,
что сперва согласовать надо, выяснить. Так разве вы себя уроните, если не
получится? Наоборот. Мы же понимаем, что разные могут быть соображения.
- Вот мне и надо знать все соображения, а я их не знаю, - уже
по-настоящему сердясь, сказал зампред.
- Что ж вы тогда _наши_ соображения не спросите? Вы _нас_ спросите, как
нам лучше, может, нам необходима эта красота?
- Референдум устроить? - все более сердясь, сказал зампред, потом
примирительно протянул ладонь. - Из-за картины стройку переносить? Не
смешите. О вас же заботились, когда выбирали, в каком городе...
- Спасибо! - Тучкова быстренько поклонилась. - Тогда и поинтересуйтесь.
Вот вы свое каждое слово рассчитываете, возьмите и нас в расчет. Филиалов
и заводов много, а такой вид один. И не филиалом мы прославимся.
Указка в ее руке перестала дрожать, поднялась, голос зазвучал
увереннее.
- Ладно, ладно, - сказал Лосев строго и недовольно. - Мы, Татьяна
Леонтьевна, сами разберемся.
Она посмотрела на него умоляюще, прося прощения, и продолжала зампреду:
- ...Ведь это счастье, что появилось что-то удивительное. Вы бы видели,
как ребята радуются. У нас совсем другие уроки стали. Это Сергей
Степанович открыл нам... Это же чудо! Да, да, чудо! Его сохранить надо.
Оно больше никогда не повторится!
Глаза ее заблистали, она не подбирала слова, не стеснялась
восторженности.
- Ну-ну, не будем преувеличивать, - сказал зампред и улыбнулся военкому
и заведующему гороно. - Это не Рембрандт и не Репин.
- Да при чем тут Репин! - с досадой вскричала Тучкова, скривилась, как
от боли. - Будь это Репин, конечно, вы бы вступились без страха и
сомнения... Но картина это же не только имя, она сама... это же наше...
Лосев злился на нее и завидовал, с какой свободой она говорила с
зампредом, ничего не смягчая, не обходя. Ей, конечно, что, ей терять
нечего, она сама себе хозяин, вольная птичка; посмотрел бы он, как она
вертелась бы на его должности. И все-таки он ей завидовал.
- Между прочим, картину в музей нельзя отдавать, она подарена городу,
там и надпись есть...
"Вот это она уж совсем зря", - подумал Лосев, потому что прикинул, что
просить за картину: прежде всего художественную школу, затем со вторым
кинотеатром решить. Стоило ему вспомнить о до сих пор не оборудованном