"Даниил Гранин. Картина" - читать интересную книгу автора

ремонтные возможности.
В кабинете биологии у окна стояло несколько ребят младшего возраста, и
Тучкова рассказывала им про красный цвет. На стене, обитой полосой серой
мешковины, висела ближе к окну, картина "У реки". В окно был виден другой
берег Плясвы, дом Кислых, песчаная отмель. Окно из-за картины стало тоже
картиной, только большой, застекленной. Лосев невольно принялся сравнивать
обе картины, совершенно схожие: так же лучилась от солнца вода Жмуркиной
заводи, так же серебрилась висячая зелень ив. Можно было подумать, что
холст написан сейчас, прямо с этой натуры, но глаз Лосева легко находил
разницу, тот слой времени, что скопился между этими картинами. В чем
состояла разница, он сразу указать бы не мог - куда-то пропал второй
чугунный кнехт, и ивы разрослись, и берег подмыло, а главное - дом
постарел в сравнении с рекой и зеленью...
Сравнивая, он обнаружил, что на картине дом был заострен в углах,
камень был несколько, что ли, каменнее, каждый выпирал из кладки изломами,
а крыша была сдвинута и несколько перекошена... Сравнивать было занятно.
Помешало, что его заметили. Тучкова поздоровалась громко, как бы рапортуя,
и дети обернулись, поздоровались, расступились. Директор сказала
сдержанно, с упреком:
- Все-таки, Татьяна Леонтьевна, вы продолжаете.
У Тучковой сразу упрямо обозначились скулы.
- Вы же сами видите, - сказала она, - отсюда наилучший ракурс. У меня
совсем другие уроки стали.
Прозвенел звонок. Тучкова отпустила детей. Теперь, когда она осталась
перед ними одна, директор твердо повторила, что имеется кабинет рисования
и ничего страшного, если оттуда дом Кислых виден сбоку.
- Сбоку! Да там никакого эффекта! - со страданием воскликнула Тучкова.
- Кабинет рисования, по ее мнению, надо сюда перевести, - насмешливо
пояснила директриса. - А биологию, ту можно куда-нибудь на ща. Видите,
Сергей Степанович, как у нас каждый педагог за свой предмет бьется.
- Это хорошо, - примирительно сказал Лосев.
Тучкова избегала обращаться к нему, а директриса, та предпочитала
обращаться именно к нему, и даже когда выговаривала Тучковой, то тоже
смотрела на Лосева.
- Математику, биологию они будут изучать и в своих вузах, техникумах,
на разных курсах, - страстно заговорила Тучкова, - там о специальности
позаботятся. Искусство же - наше дело. Поймите: то, что мы успеем дать им
в школе, с тем они и останутся. На всю жизнь. Этому, кроме нас, кроме
школы, к сожалению, никто не научит... Только если они сами. Но для этого
надо в них вселить любовь. Успеть! Хотя бы интерес зажечь. Во взрослости
уж поздно. Это так важно!..
За стеклами очков, в темноте ее глаз все бурлило, двигалось. Плотная
выпуклая ее фигурка рядом с директрисой выглядела упругой, спортивной.
Лосеву нравилось, что Тучкова не прибегает к его помощи, никак не
ссылается на тот разговор в его кабинете.
- ...Наконец-то они могут видеть перед собою настоящее высокое
искусство. Не копию! Они сами пробуют рисовать... Вы бы послушали, как мы
здесь собираемся и обсуждаем со старшими.
- И курите вместе со своими учениками, - не выдержав, одернула ее
директор. - Вы уж простите, Сергей Степанович, у нас тут свои