"Даниил Гранин. Картина" - читать интересную книгу автора

- Да, да, конечно, - сказал он, глядя на нее с гордостью.
Расшатанный стул скрипел под Лосевым. Вся эта ее фанаберия показалась
вдруг подозрительной: что, как они оба попросту набивали цену? И она, и
этот Бадин, который, поучая и оправдываясь, сообщал, сколько стоят картины
известных художников, называя прямо-таки бесстыдные, диковинные цифры.
Причем из года в год они росли. К тому же он положил перед Лосевым большую
иностранную книгу, где были французские, итальянские пейзажи и наряду с
прочими напечатано было маленькое фото картины "У реки". Получалось, что
картина эта известная, каталожная, как выразился Бадин. Но Лосев, который
понимал, что все это показывают ему не зря, прилип к этой фотографии.
Смотрел и смотрел, и улыбался, и ничего не мог с собою поделать. Подумать
только, что Лыков существовал в равноправном соседстве с известными
французскими соборами, итальянскими улочками, бульварами, белоснежными
городками на средиземноморском побережье - ничуть не хуже. Соседство это
волшебно преобразило, подняло дом Кислых, превратило его чуть ли не в
замок. Он как бы увидел через это фото свой городок так, как его
рассматривали в этой книге другие люди.
Рублей на восемьсот, пожалуй, он рискнул бы оформить, в крайнем случае
сотню еще накинул бы из своих, кровных. Мог он позволить себе сделать
такой дар городу? Своими репродукциями Бадин раззадорил его, умысел этот
Лосев, разумеется, усек, ну и наплевать, ему уже трудно было отступиться.
Теперь, когда он увидел, что означает настоящая картина, что она
состоит на учете во всем мире, что известно, где она находится, кому
принадлежит, - ему во что бы то ни стало захотелось приобрести ее для
города. Одно дело строить роддом или почтамт, или, наконец, канализацию -
в этом и кроме Лосева найдутся радетели. Главврач, например, считает, что
это он завел, запустил Лосева на строительство роддома... Какой
примечательностью отметил Лосев свое пребывание на посту? Памятник
партизанам, что поставлен в сквере? Бетонные эти солдаты с бетонными
детьми, сделанные на заказ столичными ваятелями, которые аж булькали от
своей смелости, да и сам Лосев готов был биться за них, но биться было не
с кем, памятник получился скучный, некрасивый. Трогательна только надпись
внизу, которую сочинил Сотник, редактор газеты. Что еще останется? На ум
попадались какие-то незначащие мелочи... Картина же была бы чем-то особым,
целиком и полностью связанная со старанием Лосева, ни с кем больше; на
первый взгляд диковинная инициатива, совсем в стороне от прямых функций
руководителя города, но Лосев знал, что такие, не входящие ни в какие
параграфы поступки навечно закрепляются в памяти городского населения.
Девятьсот рублей - крайняя цена, которую предложил Лосев, отбросив
объяснения. Напрасно Бадин страдал и морщился от этой торговли. Скупился
Лосев, но не свои берег, а государственные финансы. Лично Бадина с его
интеллигентностью Лосев дожал бы, смущала своей надменностью Ольга
Серафимовна, она смотрела на него и не смотрела, слышала и не слышала,
затишье ее узких глаз ничем не нарушалось. Она восседала на своем рваном
кресле, как на троне. И Лосев, который по должности своей общался и с
большими людьми, и даже с такими, слово которых меняло судьбы целых
предприятий, тысяч людей, тут почему-то оробел. Никак не мог повторить
своей цифры. Запущенная эта квартира, с облупленными дверьми, трещинами на
потолке, расшатанным паркетом, не принижала Ольгу Серафимовну, не делала
ее бедной. Та бедность, которая поначалу бросилась в глаза Лосеву,