"Даниил Гранин. Картина" - читать интересную книгу автора

ощущалась сейчас по-иному. Старенькая мебель, выгорелые обои - все как бы
не имело значения. И даже какой-то шик пренебрежения был в этих
облупленных фанерных дверях. Из бывших она, предположил Лосев, из
аристократов, что ли, и тут же удивился своему предположению, потому что
аристократка - казалось бы, наоборот, - привычна к роскоши. Графиня,
баронесса... Но почему-то это ей не подходило. А может, так было принято у
художников. Может, это у нее от Астахова, от той жизни, когда Астахов
расписал кому-то крышу. И, наверное, мог выкидывать еще какие-то номера...
Он пожал плечами, спросил смиренно:
- Кому ж, Ольга Серафимовна, эту картину предназначаете?
- Если в хороший музей... Я прибалтам отдала, помните, Бадин, они
сколько могли, столько дали.
На это Бадин неодобрительно пробормотал, что напрасно она продешевила,
не потому ли прибалты одну картину выставили, а вторую в запаснике держат.
Через комнату неслышно прошла совсем древняя, легкая, как засушенный
цветок, старушка и за руку провела мальчика, тоненького, большеглазого.
Ольга Серафимовна поднялась:
- Вы извините.
- Что вы, это вы меня извините. - Лосев встал, вдруг шагнул к Ольге
Серафимовне, взял ее за руку. - Пожалуйста, хоть на минутку взглянуть
напоследок... - Он и к Бадину тоже обернулся просительно. - Я не задержу.
Ольга Серафимовна повела плечом надменно, как бы - "О господи, что за
настырность..." Но не отказала, и Бадин достал картину с антресолей,
поставил на стул.



4

Снова из глубины картины к нему слабо донесся голос матери: "Серге-ей!"
и еще раз: "...е-ей!"
...А под ивой, за корягой жили налимы, их надо было нащупать там и
торкнуть вилкой.
Счастье какое услышать снова певучий ее голос.
...А в доме Кислых был зал, где плиткой было выложено море и парусники.
Многие плитки были разбиты, выдраны, но море еще угадывалось. Дом в те
годы стоял пустой, с выбитыми окнами, они забирались туда, и Лосев подолгу
смотрел на море, дорисовывая на выщербленных местах линкоры и рыбачьи
сейнеры. В доме жили белые пауки, пахло углем. И пахло рекой. А на реке
пахло бревнами, дымком от шалашей плотогонов, пахло тиной и ряской, пахло
осиной старое корыто, на котором они по очереди плавали по реке. Запахи
эти ожили, дохнули из глубины картины. Запах горячих от солнца чугунных
кнехтов, старого причала.
К нему вернулся тот огромный мальчиший мир, шелестела листва, была жива
еще мать. Лосев ощутил на голове ее маленькую жесткую руку.
- Какое у вас лицо...
Они внимательно смотрели на него, Ольга Серафимовна и Бадин.
Лосев провел рукой по лицу, он не понимал, чего они уставились, вместо
того чтобы смотреть на картину.
- Я ведь вырос тут. - Он показал рукою в картину, в самую ее зеленую