"Даниил Гранин. Картина" - читать интересную книгу автораощущалась сейчас по-иному. Старенькая мебель, выгорелые обои - все как бы
не имело значения. И даже какой-то шик пренебрежения был в этих облупленных фанерных дверях. Из бывших она, предположил Лосев, из аристократов, что ли, и тут же удивился своему предположению, потому что аристократка - казалось бы, наоборот, - привычна к роскоши. Графиня, баронесса... Но почему-то это ей не подходило. А может, так было принято у художников. Может, это у нее от Астахова, от той жизни, когда Астахов расписал кому-то крышу. И, наверное, мог выкидывать еще какие-то номера... Он пожал плечами, спросил смиренно: - Кому ж, Ольга Серафимовна, эту картину предназначаете? - Если в хороший музей... Я прибалтам отдала, помните, Бадин, они сколько могли, столько дали. На это Бадин неодобрительно пробормотал, что напрасно она продешевила, не потому ли прибалты одну картину выставили, а вторую в запаснике держат. Через комнату неслышно прошла совсем древняя, легкая, как засушенный цветок, старушка и за руку провела мальчика, тоненького, большеглазого. Ольга Серафимовна поднялась: - Вы извините. - Что вы, это вы меня извините. - Лосев встал, вдруг шагнул к Ольге Серафимовне, взял ее за руку. - Пожалуйста, хоть на минутку взглянуть напоследок... - Он и к Бадину тоже обернулся просительно. - Я не задержу. Ольга Серафимовна повела плечом надменно, как бы - "О господи, что за настырность..." Но не отказала, и Бадин достал картину с антресолей, поставил на стул. 4 Снова из глубины картины к нему слабо донесся голос матери: "Серге-ей!" и еще раз: "...е-ей!" ...А под ивой, за корягой жили налимы, их надо было нащупать там и торкнуть вилкой. Счастье какое услышать снова певучий ее голос. ...А в доме Кислых был зал, где плиткой было выложено море и парусники. Многие плитки были разбиты, выдраны, но море еще угадывалось. Дом в те годы стоял пустой, с выбитыми окнами, они забирались туда, и Лосев подолгу смотрел на море, дорисовывая на выщербленных местах линкоры и рыбачьи сейнеры. В доме жили белые пауки, пахло углем. И пахло рекой. А на реке пахло бревнами, дымком от шалашей плотогонов, пахло тиной и ряской, пахло осиной старое корыто, на котором они по очереди плавали по реке. Запахи эти ожили, дохнули из глубины картины. Запах горячих от солнца чугунных кнехтов, старого причала. К нему вернулся тот огромный мальчиший мир, шелестела листва, была жива еще мать. Лосев ощутил на голове ее маленькую жесткую руку. - Какое у вас лицо... Они внимательно смотрели на него, Ольга Серафимовна и Бадин. Лосев провел рукой по лицу, он не понимал, чего они уставились, вместо того чтобы смотреть на картину. - Я ведь вырос тут. - Он показал рукою в картину, в самую ее зеленую |
|
|