"Даниил Гранин. Картина" - читать интересную книгу автора - Для дела. Я ж ему докажу. Если сумею. Тут от меня зависит.
- Если докажешь, так еще хуже будет. Потому что все равно ему придется перешагнуть... Ему опровергать тебя придется. Для убедительности он еще воткнет тебе. Ты при своем характере не простишь ему, и пойдет... - По крайней мере совесть моя будет спокойна. Аркадий Матвеевич пригладил тонкие серебристые свои усики. - Совесть можно успокоить и дешевле... Если она покою хочет. Но боюсь, Сережа, все это эфир, невесомость, материя, недоступная измерению. Внушительности не получилось. Он вздыхал, помаргивал печально. - Старый я дурень. Идеалист я. Мотылек. Ты, Валерик, прав. В наше время требуются реальные вещи. Выгода, которую можно подсчитать и показать. Как финские обои. А я морочил тебе голову, Сереженька, не рискуй ты, прошу тебя... Впервые Лосеву вспомнилась тесная передняя у Ольги Серафимовны, как они стояли перед картиной и то вещее предупреждение ее, произнесенное глуховатым нездешним голосом. Лосев встряхнулся, отгоняя от себя дурное предчувствие, и стал успокаивать Аркадия Матвеевича с самым беспечным видом. В конце концов, об чем речь? Ну откажут, ну выговор дадут, выговор - не туберкулез; если уж на то пошло, то Лосев никогда не держался за свое место. Ни сна, ни отдыха измученной душе от мелких, нудных забот, которым нет конца. Что у него в голове сейчас - люк сломанный увидел, - не забыть. Тут не было притворства, он бранил свою работу от души, считал, что нет ее хуже - отвечаешь за все, а можешь так мало, и все над тобою хозяева. Говорил, говорил, стараясь успокоить не только Аркадия Матвеевича, но и 14 Парень был полузнакомый, из района, приехал на областное совещание дорожников. Доброта так и лучилась с его пышущего румянцем лица, медали на нем блестели, все на нем сияло начищенное, выскобленное. Увидев в вестибюле гостиницы Лосева, он кинулся к нему как к родному, затряс руку и сразу предложил зайти в бар, тут же на втором этаже, добавить. Добавить Лосеву хотелось. Именно прибавить к своему состоянию грамм сто, не больше. Может, Лосев и дрогнул бы, но вспомнил, какой завтра предстоит день трудный - визит к Уварову. В этот момент в толпе у дверей в ресторан, откуда неслась музыка, мелькнуло что-то знакомое. Он сообразил, что это Тучкова, когда она уже исчезла. Она была в вечернем длинном темно-зеленом платье, шла с какой-то компанией. Почему она здесь? Не показалось ли ему? Парень тем временем рассказывал, как он третий день в городе, наглядеться не может, давно тут не был, какая реконструкция во всем... Чего-то он еще строчил быстро, взахлеб. Лосев не слушал, а услышал про неразгаданные сны и про то, как ему снится марксизм. - Марксизм? Это как же? - заинтересовался Лосев. - В виде чего? Парень засмеялся совсем по-детски и объяснил, что снится в виде счастья; руками двигал, изображал, наверное вспоминал свои сны, и Лосев подумал, что если вспоминал - значит, видел, а может, и сейчас мысленно |
|
|