"Даниил Гранин. Картина" - читать интересную книгу автора

- Для дела. Я ж ему докажу. Если сумею. Тут от меня зависит.
- Если докажешь, так еще хуже будет. Потому что все равно ему придется
перешагнуть... Ему опровергать тебя придется. Для убедительности он еще
воткнет тебе. Ты при своем характере не простишь ему, и пойдет...
- По крайней мере совесть моя будет спокойна.
Аркадий Матвеевич пригладил тонкие серебристые свои усики.
- Совесть можно успокоить и дешевле... Если она покою хочет. Но боюсь,
Сережа, все это эфир, невесомость, материя, недоступная измерению.
Внушительности не получилось. Он вздыхал, помаргивал печально.
- Старый я дурень. Идеалист я. Мотылек. Ты, Валерик, прав. В наше время
требуются реальные вещи. Выгода, которую можно подсчитать и показать. Как
финские обои. А я морочил тебе голову, Сереженька, не рискуй ты, прошу
тебя...
Впервые Лосеву вспомнилась тесная передняя у Ольги Серафимовны, как они
стояли перед картиной и то вещее предупреждение ее, произнесенное
глуховатым нездешним голосом.
Лосев встряхнулся, отгоняя от себя дурное предчувствие, и стал
успокаивать Аркадия Матвеевича с самым беспечным видом. В конце концов, об
чем речь? Ну откажут, ну выговор дадут, выговор - не туберкулез; если уж
на то пошло, то Лосев никогда не держался за свое место. Ни сна, ни отдыха
измученной душе от мелких, нудных забот, которым нет конца. Что у него в
голове сейчас - люк сломанный увидел, - не забыть.
Тут не было притворства, он бранил свою работу от души, считал, что нет
ее хуже - отвечаешь за все, а можешь так мало, и все над тобою хозяева.
Говорил, говорил, стараясь успокоить не только Аркадия Матвеевича, но и
себя.



14

Парень был полузнакомый, из района, приехал на областное совещание
дорожников. Доброта так и лучилась с его пышущего румянцем лица, медали на
нем блестели, все на нем сияло начищенное, выскобленное. Увидев в
вестибюле гостиницы Лосева, он кинулся к нему как к родному, затряс руку и
сразу предложил зайти в бар, тут же на втором этаже, добавить. Добавить
Лосеву хотелось. Именно прибавить к своему состоянию грамм сто, не больше.
Может, Лосев и дрогнул бы, но вспомнил, какой завтра предстоит день
трудный - визит к Уварову. В этот момент в толпе у дверей в ресторан,
откуда неслась музыка, мелькнуло что-то знакомое. Он сообразил, что это
Тучкова, когда она уже исчезла. Она была в вечернем длинном темно-зеленом
платье, шла с какой-то компанией. Почему она здесь? Не показалось ли ему?
Парень тем временем рассказывал, как он третий день в городе, наглядеться
не может, давно тут не был, какая реконструкция во всем... Чего-то он еще
строчил быстро, взахлеб. Лосев не слушал, а услышал про неразгаданные сны
и про то, как ему снится марксизм.
- Марксизм? Это как же? - заинтересовался Лосев. - В виде чего?
Парень засмеялся совсем по-детски и объяснил, что снится в виде
счастья; руками двигал, изображал, наверное вспоминал свои сны, и Лосев
подумал, что если вспоминал - значит, видел, а может, и сейчас мысленно